Читать книгу - "Рыжий вечер - Вера Камша"

— Зато дерутся. Когда про титанов слышат… И про вас.

— Ясное дело! Хотели во дворцы, а угодили из царской конюшни в мужичью, вот и бесятся. А не предавай!

— Вы лучше, что ли?

— Мы не лезли в чужие дрязги, — с достоинством объявил фавн. — Мы были, как ты сейчас, потому я с тобой и вожусь. Так точно женишься?

— Точно. Девушки любят свадьбы, так что будет Агапе свадьба.

— А счастье будет? Ей ведь счастье нужно, а из тебя счастье, как из меня коняга! Шел бы ты лучше отсюда.

— Шел бы? Вот заладил — «шел бы к тем», «шел бы к этим»… И что это ты меня все время выпроваживаешь, а? Никак слезки утирать собрался?

— Дурак ты! — Фавн опять принялся рьяно чесать ногу. — Тебе назло она со мной не станет, а не назло не станет еще больше… Говорю же, жаль мне ее. Очнется на соломе, рядом — ты. Без песен, без штанов, и лето кончится. Выпьем?

— Выпьем. А лето как кончится, так и начнется. Не бойся, я ее не обижу.

* * *

Карпофор предлагал за невесту семь сотен стурниев, Марк положит перед отцом семьсот пятьдесят. Двести пятьдесят останется на свадьбу и дорогу — или просто на дорогу, если певцу откажут. Тогда они уйдут, передав выкуп через храм и уплатив пошлину, как делают все, кто женится без согласия родителей, назвав себя «детьми императора». Это дешевле свадьбы: за «пчелок»[2]писцы берут не больше пятидесяти, но Агапе не хотела ссоры, она так и сказала Марку, провожая его на ярмарку за подарками. Дома пока ничего не знали, но девушке казалось, что ее отпустят. Наверное, из-за Ночки, родившей лучшего в мире жеребенка, и потом, когда Марк пел, мать с бабушкой плакали, а отец… Отец тер глаза и клял чадящий очаг, а тот совсем не чадил…

Что-то шлепнулось на кровать. Абрикос. Зеленый и жесткий… Агапе вскочила и высунулась в окошко. Марк! С ума сошел!

В доме спали, так спокойно спят лишь перед рассветом, Агапе тоже бы спала — мешало счастье. Тормошило, нашептывало что-то странное, тянуло в поля и дальше к заветному бересклету. Марк здесь, они могут встретить рассвет, но если впереди сотни рассветов, один можно и отдать. Сейчас нужна осторожность… Девушка приоткрыла дверь в летнюю кухню. В углу сверкнули желтые глаза — кошка караулила крысу.

— Быстро же ты проснулась! — Марк чмокнул Агапе в щеку. — Опять подслушивала? За сколько стадиев?

— Нет, — невольно рассмеялась Агапе, — не подслушивала, просто не спала… А потом упал абрикос.

— Абрикос, виноград… Завтра обстриги, что хочешь, и соберись. Вечером я тебя уведу.

— Почему? — не поняла Агапе. — Мы же…

— Не выходит у нас как у людей. Делай со мной что хочешь, но твой кошель я потерял.

— Потерял? — переспросила девушка и почему-то села. — Как?

— Спер кто-то, а может, я сам посеял. То ли деньги дурные, не впрок, то ли богиня дорог вранья не хочет… Ничего, хлеб и мясо я всегда добуду! И голой ты у меня тоже не останешься.

— Значит, потерял…

— Сказать, что счастье не в деньгах, или сама догадаешься?

— Не в деньгах… Конечно… Ты хочешь, чтобы я ушла с тобой?

— А ты думала! Пойдем в Ионнеи, давно хотел там побывать… Быстро пойдем, нас не найдут, что-то у меня есть, на мулов и еду хватит, а петь поблизости я не буду.

— Марк, — сердце провалилось куда-то вниз, но она должна это сказать, — так нельзя… Я уйду, они останутся… Отец с матерью тогда совсем… А сестры… Скажут, что они такие, как я, а бабушка… Она хочет, чтобы все было хорошо, она не понимает, что мне не надо как у них! И как у Елены — не надо… Пусть дома думают, что мы, как положено… Это ведь не ложь, когда от нее всем лучше… Мы должны пожениться и уехать в повозке хотя бы до поворота, чтобы… Чтобы на сестрах не повисло, что… Что я сбежала с бродягой!

— Ну и что? Ты любишь бродягу, бродяга любит тебя. Мы ничего не крадем и никого не обманываем. Пусть сидят в своем курятнике, пусть им будет хорошо…

— Да не будет им хорошо! Понимаешь, не будет! Я уйду, а они… Это хуже заразы… Больной не виноват, беда и беда, а тут все из-за меня… Сестрам замуж не выйти, разве что отец друзей вызовет, таких, как он… Старых… Пьяниц…

— У тебя никакая сестра не сбегала, тебе весело жилось? Станет плохо, улетят… Как ты, как я… Думаешь, у меня родни нет? Как бы не так! Полдеревни родственничков, один другого почтенней… Ничего, ушел!

Марк не понимал! Не понимал, и все, а она не могла объяснить. И подлой быть не могла… Осенью, когда ее трясли и раздевали, она бы все бросила, но потом была Елена у оврага, козлоногий с его песенкой и отцовским вином, правда о матери… Мать стала такой не по злобе, она была несчастна, потому и плакала у ограды, и отец… Как он кричал, что не даст продать дочку, а дочка возьмет и сбежит… На радость Елене и сплетницам у источника, а ведь сестренки уже вовсю крутятся перед зеркалом. Бабушка ворчит, что дурехи лицом в отца, и это так и есть…

— Я… Меня берут замуж и так, а вот сестры…

— Еще б тебя не брали! Занеси к вам императора, он бы шмякнулся к твоим ногам. Даром что лысый.

— Ты не хочешь понять…

— Да понимаю я все! Свадьба, наряд, цветы в косах… Я тебе цветы каждую ночь рвать стану. Знаешь, какие в Ионнеях розы?

— Не знаю. Марк, я не пойду с тобой. — Обычно слезы текли из глаз сами, а сейчас как отрезало. Вот грудь чем-то сдавило и виски тоже.

— Ну, было бы предложено. Умолять не стану, только вором не считай. Не брал я твоих денег.

Теперь еще и в горле горит, или не в горле, а ниже? Агапе вздохнула, но словно бы не до конца.

— Уходи. — Она будто тонула изнутри, но глаза оставались сухими. — Увидят.

— Пусть. Вот ведь… Говорил же козлоногий, что не сладится, и не соврал. Предсказатель…

Агапе не дослушала.