Читать книгу - "Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель - Генри Лайон Олди"

– Боюсь, – признался бог.

– Смерти? – спросил герой.

– Пожалуй…

Ложь, подумал Персей. Да, от него пахнет страхом. Но не страхом смерти. Я хорошо знаю эту паскудную вонь. Принюхался. Чего ты боишься, Косматый? Меня? Вряд ли. Беспамятства, присущего теням? Ты о нем грезил. Будь мы на стадионе, я решил бы, что ты – атлет, объятый страхом перед финальным броском…

– По-хорошему, – бог криво усмехнулся, – нам с тобой надо сейчас драться.

– Зачем?

В ответ Косматый вяло взмахнул тирсом. Болота преобразились. Десятки обличий – отроги Паутинной горы, побережье на полпути от Афин к Гиперее… И сотни врагов – убитые вакханки атаковали своего убийцу, требуя, чтобы он истребил их еще раз. Они нападали отовсюду, тянули руки, способные разорвать молодого бычка в куски. Персей вертелся в гуще боя, разя без жалости. Персей стоял без движения, глядя на схватку. Совместить этих двух Персеев было тяжелей, чем взгромоздить Оссу на Пелион[112]. И все-таки он справился.

Тирс опустился, возвращая болота.

– Я не хотел, – Косматый понурил голову. – Это от страха.

– Зачем? – повторил Персей вопрос.

– Драться? Чтоб рапсодам грядущего было что описывать. Битва, кровь, славные деяния. А так – какая радость? Ну, скажут, что ты убил меня. Что бросил мою голову в болото. И все? Выходит, все…

– Бросить твою голову в болото?

– Брось, – согласился Косматый. – Чего ей тут валяться?

Это безумие, подумал Персей. Я мечтал покончить с ним, и вот я в шаге от цели. Он вторгся на мои земли, я бился с захватчиком. Я не ставил ему храмов, но они стоят – храмы, возведенные мной в его честь. Я не мирился с ним, но мир был заключен. Он победил, и он жаждет умереть. Я проиграл, и я убью его. Герой нужен богу для самоубийства? Что это, если не утрата рассудка? Что, если я сплю в зарослях мирта, сунув под щеку опустевший мех?!

– Не бойся, – сказал Косматый. – Достаточно того, что боюсь я. Убей меня, и страх исчезнет. Ты же не сомневался, когда пришел за головой Медузы? Моя ничем не хуже. И идти тебе довелось гораздо ближе…

Тирс дернулся вновь. Болота превратились в остров – жалкий клочок земли в морях Заката, на краю Ойкумены. Там, где в реальности открывался вход в Аид, спало чудовище. Медные руки, бронзовые когти, крылья со сверкающим оперением из золота. Все тело покрывала чешуя, блестя под лучами солнца. Прекрасное лицо обрамляли змеи; капли слюны, вытекая из уголка рта, падали на песок – и тоже становились ядовитыми змеями. Аспиды, амфисбены, аммодиты, они угрожающе шипели, преграждая дорогу человеку с кривым мечом.

– Вот твоя жизнь. Это прошлое не изменить. Ты счастливей меня, брат. Ты стоишь на граните. Мой постамент – пух. Дунет ветер, и пух развеется. Я устал сохранять равновесие. Помоги мне упасть…

Топча гадов подошвами крылатых сандалий, глядясь в зеркальный щит, где дремало отражение чудовища, Персей крался к Медузе. Еще миг, и она проснется, вскинет голову – наилучший момент для удара…

Где-то, надрываясь, выл пес.

«Все было иначе, – Персей сражался с иллюзией, как с врагом. – Совсем иначе. Она не спала. Она рожала. Одна, брошенная сестрами на произвол судьбы. Сестры не хотели видеть ее, рожающей от насильника-Посейдона[113]. Велели, чтобы она прикончила младенцев. Иначе Горгоны это сделают сами. Она плюнула вслед сестрам. Роды шли тяжело, ей было не до меня. Позже она призналась, что больше всего на свете ей хотелось сдохнуть. А на берегу, у кромки воды, стояли Лукавый с Девой, стараясь не смотреть в нашу сторону. Они кричали мне: «Рази! Что ты медлишь?!» Я закрыл ее спиной и кричал в ответ: «Не подходите!» Как будто они собирались подойти… Я был молод тогда, молод и глуп. Отец мой небесный, каким же я был глупцом!..»

Медуза проснулась. Дрогнули веки, открывая смертоносные глаза.

– Рази! – услышал Персей.

И подчинился.

Серп Крона молнией покинул ножны – нет, быстрей молнии. Соскучившись по плоти, отличной от тела людей, клинок визжал от удовольствия. Персей не ощутил сопротивления – он словно рубил воздух. Сгинул остров, Медуза, змеи; вернулась Лерна, замершая в ожидании рассвета. Наклонившись, Персей поднял за волосы голову Косматого. Тело убитого лежало на лестнице, уводящей в царство теней. Жидкое серебро крови струилось по красной меди ступеней. Из каждой капли, укореняясь в металле, вырастали бледные асфодели – лилии мертвецов. Вскоре лестница скрылась под периной цветов. Вой собаки стал громче. Он терзал уши – казалось, пес изнывает от голода.