Читать книгу - "Невероятная история Вилима Мошкина - Алла Дымовская"

Сам же Валька частенько Барсукова баловал. Как ни крути, но многие годы Викентий Родионович позволял пасынку существовать в удобном тепле и сытости и ничего на будущее не выторговывал взамен. Валька же никогда не числил за собой порока неблагодарности. Самое удивительное, что денежную помощь Барсуков отказался принимать наотрез, видимо это предложение каким-то образом шло вразрез с его представлениями о собственной значимости. Им с матерью довольно и даже более чем, говорил он и не кривил душой. Но Валькиным подаркам был рад. И заграничному фотоаппарату, и неслыханной по шику ручке «ПАРКЕР» с настоящим золотым пером. Викентий Родионович каждодневно брал златоперую ручку с собой на службу, но ни разу не написал ей ни слова, зато охотно демонстрировал всем желающим. Правда, только издалека, во избежание порчи ценного предмета.

Ко дню рождения отчима Валька не поленился, свозил Викентия Родионовича в новомодный долларовый магазин, выбрать парадный костюм. После мучительных колебаний и обстоятельных совещаний остановились, наконец, на мягком, коричнево-розоватом, с искрой, портняжном изделии. Барсуков долго и задумчиво разглядывал ценник и нарядную бирку с надписью «Мишель» на французском языке, цокал языком и в последний момент едва не остановил Валькину руку, щедро отсчитывавшую продавцу, страшно сказать, аж триста американских долларов. Дома костюм был немедленно упакован в холщовый чехол с таблеткой нафталина, и впоследствии Викентий Родионович позволил себе надеть французское чудо только раз. Покрасоваться перед подчиненными и начальством. Однако, на факультете, пожалуй, не нашлось бы ни одного единственного человека, который бы не слышал о пресловутом костюме, включая подробную историю его приобретения.

Напряжение, некоторое, но тяжелое эмоционально, как ни странно, возникло между Валькой и Людмилой Ростиславовной, еще до бабушкиной кончины. А все дело заключалось в Анечке. Вернее, в нынешнем отсутствии ее в Валькиной жизни и присутствии ее в жизни Дружникова. Людмила Ростиславовна почему-то решительнейшим образом записала Анечку в предательницы и легкомысленные обманщицы, и вообще, за сына ей было обидно. Самое любопытное, что в виду подслушанного ею старинного скандала на лестничной клетке между Валькой и Дружниковым, Олега она ни в чем не винила. Наоборот, сочувственно вздыхала, и выражала опасение, как бы и Дружников не пострадал от происков непостоянной девицы. О своем отношении к Ане Булавиновой она не раз и не два напрямую говорила Вальке, и видно было, что Людмила Ростиславовна переживает по-настоящему. Вальке те разговоры и обвинения тяжким грузом ложились на душу, но поделать ничего не получалось, Людмила Ростиславовна имела полное право негодовать. Оттого понятливая Анечка больше к Мошкиным в гости не заходила, ходя Валька и видел, что ей бы хотелось обратного.

Переезд в бабушкину квартиру решал разом все проблемы. Валька клятвенно заверил маму и Барсукова, что звонить будет каждый, каждый! день, и одну субботу или воскресенье в неделю непременно станет целиком и полностью проводить вместе с ними. К тому же, хочешь не хочешь, в Валькиной жизни случались мимолетные женщины. С утратой Анечки, однако, не произошло взаимной утраты Валькиного чувства к ней. Но жизнь есть жизнь, и вблизи Вальки, будто сами собой, возникали девицы. В основном, на один вечер, и очень редко на два. Видно, что-то такое явно ощущалось в исполнительном директоре Мошкине, отчего ни искательницы приключений, ни охотницы за новорусскими сокровищами, никак не желали задерживаться возле него надолго. Каждый раз, быстро уразумев, что этот, лично к ним равнодушный фрукт, совсем девицам не по зубам, претендентки на его руку и кошелек, не привыкшие даром транжирить время, ретировались с исключительной поспешностью. Однако, и временное их явление тоже требовало от Вальки свободной жилплощади. К Анечке же это, по Валькиному убеждению, не имело ни малейшего отношения.

У бабушки Глаши ныне Валька ничего нарочно менять не стал. Оставил, как есть, и вышитые кружевные салфеточки, и старые фотографии семьи еще с военных времен, и даже пышная, пружинная кровать, вся в подушечках и расписных покрывальцах, царила на законном месте в углу. Древний резного дерева буфет, высокомерно занимавший ровно половину единственной комнаты, также не был изгнан Валькой, как и украшения в виде вазочек и фарфоровых, старинных амурчиков и пастушек, что по-прежнему покоились на его необъятной, малахитовой полке. Словом, для постороннего глаза квартира представляла собой удивительный контраст между ее хозяином, молодым и просвещенным бизнесменом, и окружающей его обстановкой, подходящей более для одинокой старой девы, кошатницы и мелочной аккуратистки. Но Вальке в той квартире жилось уютно.

Хотя, если быть дотошно правдивыми, квартира видела Вальку в своих постояльцах совсем нечасто. Виной тому служили бесконечные дела, разъезды, свежие хлопоты. Их с Дружниковым предприятие в его нынешнем масштабе, словно античный Кронос, пожирало все наличное время целиком. Непрестанно требовалось налаживать новые связи, утрясать вопросы и разногласия и мчаться. мчаться вперед. Вернее, вперед, сломя голову, мчался в основном Дружников, Валька же больше следил за тем, чтобы в этом ослепительном галопе его дорогой друг не свернул себе шею. Количество трудностей, спешно нуждавшихся в устранении, было так велико, что Валька со временем приучил себя путем немедленной концентрации и направленного усилия воли желать Дружникову по ходу дела всех требуемых удач. И совершеннейшим образом от всей души. Он как бы полностью отныне растворился в замыслах и насущных обстоятельствах Дружникова, и более не занимался ничем. Валька напрочь забросил Альбом Удачи и давно уже не проверял благополучия своих подопечных. На это не хватало ни времени, ни лишних сердечных движений. Неподдельная ревность Дружникова к альбомным персонажам и забавляла Вальку и одновременно была ему приятна. Уж если Дружникова так задевают Валькины заботы о посторонних, чужих ему людях, то на срок те заботы можно и отставить. Дружникова он понимал, или думал, что понимает. Конечно, Олег обременен неподъемными, изматывающими, государственными трудами, а он, Валька, тратит драгоценные усилия, чтобы помочь неведомо кому покруче спеть и сплясать на эстраде.

На львиную долю переговоров и коммерческих свиданий Валька и Дружников являлись вместе. Чем вызывали сначала недоумения, а после и насмешки далекой от сентиментальных, книжных переживаний, деловой публики. За глаза в кругу банкиров, предпринимателей и аппаратных чиновников за ними стойко укрепилось прозвище «Двуликий Янус». Именовали им сразу обоих, иногда так и говорили: «Вон, Двуликий Янус вошел», или «Двуликий Янус только что приехал», смотря по обстоятельствам, относя эту фразу одновременно к Вальке и к Дружникову. Если же случалось по деловой необходимости им являться самостоятельно друг от друга, то язвительные языки комментировали это следующим образом:

– «Двуликий Янус» прибыл. Одна вторая.

А собеседник или собеседники при этом интересовались:

– Которая из двух половин?

В случае прибытия одного Дружникова ответ звучал:

– Лицо.

Если же в одиночестве оказывался Валька, то в шутку говорилось уничижительно, но последовательно: