Читать книгу - "Невеста Дерини - Кэтрин Куртц"

— Его сестра?

— Дочь герцога Лионела, родившаяся после его гибели, — ледяным тоном проронил граф Ласло. — И именно вас ей следует благодарить за то, что она никогда не знала своего отца.

Келсон почувствовал, что неудержимо краснеет. Никто никогда не говорил ему, что у Лионела после смерти родился еще один ребенок. Даже Лайем не упоминал о сестре, — хотя, разумеется, когда он видел ее в последний раз, она была еще младенцем.

— Я этого не знал, — промолвил он негромко. — Я никогда не ставил своей целью делать детей сиротами, и молю Бога, чтобы настало время, когда ни один ребенок не потеряет отца в войне между нашими державами.

Отец Иреней прикрыл глаза и кивнул с поджатыми губами, а затем нарочито медленно перекрестился.

— Да услышит Господь ваши молитвы, сударь, — промолвил он, — и исполнит их в точности.

Келсон также осенил себя крестным знамением и прошептал «Аминь», так что обоим торентцам ничего не оставалось, кроме как запоздало последовать его примеру.

* * *

Бесконечно длинный жаркий день наконец сменился сумерками. В какой-то момент к Келсону и Моргану, которые, стоя у парапета, любовались раскинувшимся внизу городом, присоединился Лайем.

— Надеюсь, вы неплохо провели время сегодня, — промолвил он. И что-то в тоне юного короля подсказало Келсону, что вопрос этот был отнюдь не случайным.

— Да, спасибо, все было очень славно, — отозвался владыка Гвиннеда. — А как ты сам?

Лайем пожал плечами.

— Мне есть много о чем подумать, чему научиться и о чем тревожиться. Граф Берронес попросил, чтобы мы как можно скорее начали подготовку к киллиджалаю, так что завтра нам придется направиться в Торентали, в собор святого Иова. Он будет распорядителем церемоний и очень серьезно относится к этой ответственности. Вероятно, он опасается, что чужеземцам нелегко будет исполнить то, что от них требуется.

— Надеюсь, что я справлюсь, Лайем, — возразил Келсон. — Я очень внимательно слушал все указания отца Иренея.

Лайем попытался улыбнуться, но это вышло у него не слишком убедительно.

— Я в этом и не сомневался, милорд. Для меня большая честь, что вы согласились принять участие в церемонии… что бы там ни говорили мои родичи.

— Признаюсь честно, они встретили нас довольно… сдержанно, — проронил Келсон. — Однако я этого ожидал. Но похоже, тебя тревожит что-то еще?

Лайем отвернулся, окидывая взглядом город.

— Все будет хорошо, — прошептал он. — Поверьте мне.

Келсон попытался разговорить мальчика, но Лайем не пошел на откровенность. Чуть позже они поужинали все вместе, и к ним присоединился Матиас, а также несколько вельмож, с которыми Келсон еще не был знаком, — Каспар Труверский и Эрдоди Яндрих, оба герцоги Торентские, а также графский сын по имени Макрори Кулман, — но у них с Лайемом больше не было возможности поговорить наедине. Старшие дядья на ужине не присутствовали, а Дугал позднее заметил Келсону, что Лайем, похоже, и сам постарался не оставаться с ними один на один.

* * *

На следующий день состоялась первая из множества репетиций киллиджалая. Сразу после завтрака целая флотилия небольших суденышек перевезла короля со свитой вверх по реке к Торентали, родовому гнезду Фурстанов, где находилась знаменитая Хагия-Иов, эта жемчужина среди церквей. Именно там короли Торента получали державный меч и восходили на престол. Разодетые в пурпур гребцы флагманского корабля работали веслами под звон колокольцев, задававших ритм, — веселый праздничный звук, который, однако не давал никакой возможности для разговоров.

В отличие от прочих церквей, которые Келсон видел по пути в Белдор, — а их было очень немало, — луковичные купола Хагия-Иов были крыты сусальным золотом, ослепительно сверкавшим под летним солнцем. Король со свитой высадились на причале и двинулись пешком по прямой, как стрела, мощеной Дороге Королей. Входные ворота оказались позолоченными, подобно куполам, но остальные здания были выложены синей плиткой с золотыми звездами, о которой Расул так красочно рассказывал по пути в Белдор; высокие узкие окна были также выделаны золотом. Любопытно, что сооружение это оказалось несколько меньше, чем ожидал Келсон, — впрочем, он напомнил себе, что Хагия-Иов не является собором в обычном смысле этого слова, но скорее поминальной церковью и местом проведения церемоний.

Когда с уличной жары они прошли в двойные золотые ворота здания, это было все равно что перейти в иной мир. Здесь царило безмолвие и прохлада, — блаженный переход, которым Келсон наслаждался, пока слуги избавляли их всех от уличной обуви, предлагая вместо этого фетровые шлепанцы, ибо полы и ковры внутри церкви были слишком ценными и не вынесли бы ударов каблуков. Стены и сводчатый потолок оказались также выложенными синей плиткой, и здесь, вблизи, Келсон сумел различить внутри этой синевы золотистые прожилки, которые и придавали плиткам такой сияющий неземной вид, словно они мерцали, озаренные неким внутренним светом.

Затем король со свитой миновал еще одни двойные двери, даже больше, чем первые, и оказался в длинном широком нефе, пересеченном посередине трансептом. Купол собора уходил, казалось, в самые небеса. Шепот множества голосов встретил их, когда они вошли в церковь, ибо там для репетиции собралось уже несколько дюжин человек, мирян и клириков. Тут же все разговоры стихли, и участники обряда растворились в дальнем конце нефа, но отзвуки их голосов еще звучали какое-то время под огромным куполом, венчавшим церковь.

Однако первым делом взор притягивал даже не сам купол, а то, что было под ним: черная надгробная плита Фурстана, ради которой и было возведено сие святилище. Место последнего упокоения легендарного основателя королевского Дома Торента, у черного саркофага которого и происходила передача власти от одного Фурстана к другому.

Келсон ощутил силу, исходящую из этого места, когда подошел ближе вместе с Лайемом и Святейшим Альфеем, седобородым патриархом Торентским, который вышел поприветствовать гостей. Келсон замер, когда они остановились, и склонился в уважительном поклоне, тогда как Альфей и Лайем согнулись чуть ли не до земли и широко перекрестились справа налево на восточный манер. В самом начале пребывания Лайема при Ремутском дворе, он объяснил Келсону, как крестятся у него на родине: символизируя Троицу, большой палец прижимается к указательному и среднему, тогда как безымянный и мизинец остаются прижаты к ладони, означая двойственную природу Христа, одновременно Бога и Человека. Он объяснил также, что широким движением руки от лба до самого пола крестящийся словно объемлет все свое существо в жесте почтения, — и этот символизм показался Келсону привлекательным с эстетической точки зрения, хотя и глубоко чуждым с религиозной.

Форма саркофага также оказалась совершенно непривычной: верхушка его была заостренной, словно крыша длинного узкого дома. Высеченный из матового черного гранита, саркофаг был оправлен в серебро, чьи тончайшие нити напоминали хрупкую паутину, и выложен крупными ониксами. Солнечные лучи, словно копья, проникавшие сквозь узкие прорези купола, пронзали наполненный благовониями воздух и бросали отблески на серебро. Однако сила, которую ощущал Келсон в недрах этой реликвии, превосходила понимание смертных и чем-то напомнила ему то ощущение, что рождалось у него порой в молитве у алтаря или при прикосновении святого Камбера.