Читать книгу - "Дьявольские шутки - Лизз Демаро"

что был бы рад встретиться с вами раньше, но вам, вероятно, не понравится, поэтому сделайте вид, что вы этого не слышали, — Мартин тщательно подбирал каждое слово, и чем больше он говорил, тем увереннее звучал его голос. — Мне хватило несколько часов, чтобы понять, что ни у кого не получилось сделать из вас монстра. Вы остались человеком. Останьтесь им, пожалуйста, до конца.

— Ведь конец уже так скоро, да, священник? Сложностей никаких.

Отец Мартин задохнулся. Последняя фраза отозвалась в сознании двойным ударом молотка. Сложностей никаких. И правда, у того, кто одной ногой в могиле не должно возникать проблем с тем, чтобы ничего не менять в своей жизни.

— Я имел в виду немного другое.

— Я знаю, что ты имел в виду. Не оправдывайся.

Оба замолчали, провалившись куда-то в свои мысли и переживания.

— Никогда ни перед кем не оправдывайся. Я уже понял, что ты это любишь, но пора прекращать, Мартин, — первым нарушил тишину Рагиро.

Отец Мартин подскочил со скамейки, услышав своё имя, — привык к неуважительному и наглому «священник». Без необходимой приставки «отец», просто по имени, как обычно обращались к друзьям, как обычно Рагиро обращался к Эйлерту, так легко и непринужденно, собственное имя показалось Мартину чужеродным.

Это не казалось неправильным. Это казалось очень-очень нужным. Сделать видимость того, что они не в тюремной камере, что Рагиро не заключенный, а Мартин не священник.

Мартин обошел скамью и почти что упал на пол рядом с Рагиро, получив от того взгляд, полный благодарности. Разноцветные глаза вмиг перестали быть такими пугающими.

— Путь Богов не был похож на другие пять. В нем вообще не было физической боли. Знаю-знаю, звучит непривычно. Я и сам удивился, когда понял, что меня не собирались бить, резать или ещё как-то кромсать на куски. То ли я и без этого был достаточно измучен, то ли Боги оказались жестче, чем я предполагал, и требовали другого.

Язык онемел, но железный вкус крови я все ещё чувствовал. Мирелла кивнула посмотревшему на неё Чезаре, молча куда-то вышла и вернулась довольно скоро с другой деревянной коробкой поменьше. Оттуда она вытащила небольшую чашку и ещё одну бутылку с оранжеватого цвета напитком. Потом я узнал, что это настойка из водорослей високкана. Они вызывают сильнейшие галлюцинации, частичную потерю памяти и речи. Рвоту, агрессию, учащённое сердцебиение и что-то ещё.

Не самое приятное, но поприятнее хлыста и деревянных колов. Может быть, мне так кажется спустя почти восемнадцать лет, потому что тогда этот ужас был примерно на одной ступени с поркой. Но меня хотя бы не избивали в кровь, — Рагиро хотел добавить, что это можно рассматривать в качестве положительной стороны, но не стал, понимая, что отец Мартин и без того достаточно услышал за сегодняшнюю ночь.

Он не беспокоился за психическое состояние священника, просто решил избавить его от ненужных деталей. Священник ещё вызывал отрицательные эмоции, и его хотелось выставить за дверь. Рагиро в очередной раз напомнил себе об этом.

— Мирелла наполнила стакан и протянула его Чезаре, а Чезаре — мне. И приказал то же самое, что приказывала Мирелла:

— Пей.

Ослабевшими руками я взял стакан и медленными глотками выпил, не чувствуя вкуса.

Они молча встали и направились к выходу. На пороге, прямо около двери Мирелла оставила коробку с бутылками. Я заметил её, когда Чезаре закрывал за ними дверь. А потом услышал, как он защелкнул замок на ключ.

Сначала почти ничего не происходило. Настойка обожгла горло, лёгкие и желудок, но огонь довольно быстро утих.

Ничего.

Я не понимал, потому что привык к боли настолько, что она была моим естественным состоянием. Жизнь без боли не имела очертаний — а ещё без панического ужаса, холода и писка крыс. Если честно, не уверен, что даже после того, как я вышел, она обрела другую форму, ведь я по-прежнему не понимал, как жить и что это вообще значило.

Ничего не происходило, и это тихое ничего почему-то заставляло ждать того, что было в сто крат страшнее боли.

Сначала я почувствовал ветер, не сообразив, что ветра в запертой комнате быть не могло. Клубы пыли взвились вверх, воздух обволок лицо своими холодными порывами, заставляя немного расслабиться. Это была главная ошибка — расслабляться нельзя. Ветер стал обретать вполне конкретные черты. Целая толпа призраков стояла напротив меня с безумными улыбками от ушей до ушей. Но кроме улыбок на их лицах больше не было ничего. Белые зубы, острые углы ртов и тихий, писклявый смех. Они обступали меня со всех сторон и тянули ко мне гибкие тонкие руки в остервенелом желании забрать с собой. На ту изнанку, о которой вы, священники, рассказываете у себя в храмах. Я отказался.

И им это не понравилось.

Я жался спиной в стену, пытаясь стать как можно меньше и убраться от их вездесущих рук, а они продолжали тянуться ко мне, но почему-то все равно не касались, несмотря на то что могли. Смеялись все громче и громче. Безликие головы с безумными, почти что нарисованными улыбками приближались ко мне, маячили перед глазами, а потом сразу же исчезали и появлялись вновь в других местах.

Разумеется, я не понимал, что на самом деле этого не было. Думал, это проделки Инганнаморте. И в общем-то был прав, потому что именно они напоили меня високканом. Только тогда я был уверен, что они использовали тёмную магию, чтобы свести меня с ума.

Призраки заполонили всю комнату. В ней не осталось свободного места, и мне самому едва ли хватало маленького закутка у стены.

Призраки смеялись с надрывом. Их смех оглушал и сводил с ума одновременно. Мне стало казаться, что они проникли в мою голову своими руками, пусть по-прежнему не касались.

Призракам было мало. Они хотели всего и сразу. Они жаждали выпить всю мою кровь, высосать душу, как будто душа — это что-то материальное.

Я знал, чувствовал, видел.

Сердце вдруг стало тяжелым и непреодолимо большим. Отдало сильный удар, а потом забилось часто-часто, хотело выпрыгнуть из груди и остановиться. Руки вспотели, задрожали. Дыхание участилось вместе с сердцебиением. Призраки все никак не исчезали, а смех звучал все громче, улыбки становились безумнее, а на месте глаз появились чёрные дыры.

Это были призраки тех детей, только в несколько раз злее. Они излучали ненависть чёрными волнами вокруг себя, и эти чёрные волны я видел своими глазами. Эту ненависть я ощущал всем нутром. Она