Читать книгу - "Донос мертвеца - Александр Прозоров"

— Да, я слышал о деяниях ваших по облегчению гнета на черных людей, — после некоторой паузы признал гость. — Но никак не знал, что связано это с возвращением здоровья государю Ивану Васильевичу.

Тут отец Анисим приподнялся со стула и широко перекрестился.

— Видать, про облегчение рабы наши слышать любят куда больше, нежели о причинах оного, — еще шире улыбнулся хозяин замка. — Однако же прощеные недоимки тяжким бременем легли на казну нашу, и теперь она пуста как никогда, дорогой келарь. Разве только пожелаете вы кару какую за этот жест радости наложить, отец Анисим. Придется тогда прощенные недоимки вашим именем сервам обратно на плечи возвернуть.

— Нет, что вы, господин епископ, — пошел на попятную сборщик податей. — Здоровье государя нашего радость общая, и серебром измерить ее нельзя.

Дерптский епископ, пряча улыбку, пригубил вино. Вот как неожиданно вернулся давнишний широкий жест. И если начетник подслушивает под дверью, он наверняка уже упал без чувств от радости и благословляет давешнюю мудрость своего господина.

— Да, смерды ваши, господин епископ, многое хорошее про вас говорят, — продолжил гость. — И батюшки при церквях плохого слова не произносят. По всей Ливонии ересь странная идет, костелы обезумевшие люди громят, на церкви святые руки поднимают. И только здесь словно длань Божия простерта. Это радует нас, очень радует. Однако же и тревога начала проникать в сердца людей православных. Многие из них, мимо дома вашего проходя, слышали звуки странные, словно замок ваш весь дрожал и заговорить пытался. Странно это все, и мысль нехорошую навевает. Как бы не силы диавольские пытались веру вашу испытать и в сердце епископства вашего проникнуть.

— Я так мыслю, — задумчиво кивнул хозяин замка, — что беспокойство ваше излишне. Вера моя крепка, лютеранскую ересь я в епископство Дерптское не пропущу, а Диавол, — епископ даже рассмеялся. — Диавол мне не страшен, это уж несомненно.

— Но готовы ли мне слово дать, что звуки сии бесовского происхождения не имеют?

— Именем Создателя клянусь: звуки эти вполне мирское предназначение имеют и обычным смертным издавались.

— Кем же должен быть муж этот, чтобы замок весь сотрясать?

Хозяин замка от этого вопроса вздрогнул, слегка покосился на Ингу, потом осуждающе покачал головой:

— Кажется, вы хотели о чем-то спросить, отец Анисим? — голос хозяина стал холодным, как свисающие с крыши замка сосульки.

— Да, — печерский келарь понял, что его хитрость раскрыта. — Ведомо стало нам, что вы, господин епископ, завладели девицей, в деревне Каушта Ижорского погоста проживающей, и в замке своем удерживаете.

— Это не так, отец Анисим, — лаконично ответил хозяин дома.

— Готовы ли вы поклясться в этом именем Господа нашего, Иисуса Христа?

— Клянусь Создателем, я не удерживаю в заточении в этом замке ни одной девицы, — перекрестился священник и хладнокровно поцеловал большой нагрудный крест.

— Что же, я верю вам, господин епископ, — тяжело простонал гость и подозвал к себе служку. — Ох, старость, прости Господи.

Он, поднимаясь, всем весом надавил Инге на плечо — да так, что она невольно вскрикнула, потом поклонился:

— Прощайте, господин епископ, — и побрел к дверям.

— Вот слон какой, — певица, болезненно морщась, принялась растирать плечо.

— Слоны, Инга, звери удивительно умные, — задумчиво произнес хозяин. — Хотя, что это меняет? Спой мне, красивая моя. Спой. Пусть слышит.

* * *

Выбравшись из леса на луг, Зализа придержал коня, любуясь открывшейся впереди мощью: неспешно взмахивающая крыльями ветряная мельница, гудящая длинным ремнем стекловарня, истошно взвизгивающая лесопилка. И все это на его земле, под его рукой! И хотя реального прибытка мануфактура сия пока не дала, он не беспокоился: даст. Он пока не голоден, оружие справное, дом не пустует. Так зачем торопиться, лишнюю копейку из нарождающегося дела выжимать? Пусть растет. Бог даст — еще больше разрастется, сыновьям-внукам останется.

Опричник нетерпеливо оглянулся, покачал головой. Наклонился вперед и потрепал жеребца по шее. Тот с готовностью заржал, закрутился на месте.

— Не балуй! — предупредил его всадник, и конь снова весело заржал, словно рассмеялся.

На лесной дорожке появились сани — не мужицкие розвальни, а поставленная на полозья кибитка, с кучером на облучке и развалившимся позади под богатой бельковой накидкой господином.

— Как ему не жарко? — удивился опричник.

На улице уже сияло теплое весеннее солнце, и если сверкающий белый наст еще пытался устоять под напором надвигающегося лета, то с темных березовых веток уже начинал капать превратившийся в воду иней, ели постряхивали со своих лап тяжелые сугробы, на ивах, кленах, липах начали набухать почки. Весна!

Скоро опять поднимется наверх вода, превращая Северную Пустошь в непролазное для конного и пешего болото, лодки от низких берегов переберутся наверх, и будут привязываться к крылечкам, к натертым лошадиными поводьями перилам. А скотина во многих хозяйствах со двора переместится на чердак, недовольно постукивая головами по низким стропилам.

Впрочем, помимо бед половодье всегда несет и прибыток, и развлечение: в огороженных сетями дворах то и дело застревают идущие на нерест бревноподобные лососи; в отдельные старицы и ямы заходит дурная рыба, чтобы потом остаться там до следующей весны — если не переловит летом руками с радостным визгом детвора; переплывают от хозяйства к хозяйству стога, загородки, ворота, а иногда и целые клети. Купцы, пользуясь случаем, заходят на своих лоймах и ладьях в недоступные в иное время места, продавая свой товар и собирая местное рукоделье.

Ну, а ратникам весеннее половодье — время отдыха. По такому времени воевать — все одно, что на море пиратствовать. Ухватить, может, чего и можно, но закрепиться негде: весна.

Зализа пристроился к саням и, указывая дорогу, поскакал к старому двору.

Сани остановились перед воротами, отец Анисим, откинув полог, степенно выбрался наружу, низко поклонился поднятому над шатром часовни кресту, двинулся во двор. Навстречу выступил отец Никодим. Служители Господа троекратно обнялись, поцеловались.

Опричник, не мешая обряду поповского общения, потянул повод, поскакал к стекловарне, постучал рукоятью плети в дверь. Вскоре оттуда выглянул плечистый Симоненко.

— Келарь приехал, — сообщил ему боярин. Симоненко кивнул, а Зализа поскакал к мельнице. Здесь он спустился с седла, накинул повод коня на выступающий из стены сучок, шагнул внутрь.

В широком помещении стоял низкий надсадный гул: опускающийся сверху, от вращающихся крыльев, деревянный вал неторопливо проворачивал огромный жернов — но обо что трется камень, видно не было, поскольку там кружилась вода, в которой мелькали тряпочные лохмотья, куски кожи, отдельные травины сена и палки соломы.