Читать книгу - "Пепел острога - Сергей Самаров"

Ансгар ничего не ответил, потому что чувствовал определенную правоту в словах стрелецкого десятника. И подходящего оправдательного аргумента в голову сразу не пришло. И он сказал только то, что пришло, но и это сказал так, словно просил прощения за своих соотечественников:

– Во всем виновата, я думаю, людская жадность… Если жадный ярл ведет свое войско туда, где его ждет не слава, а только добыча, то это вина только конкретного ярла, а не всего народа… Моих соотечественников часто обвиняют в жадности, я знаю. Но и жадность тоже является следствием места, где мы живем. Наша земля слишком скудна, чтобы давать богатство. Она не может даже прокормить всех нас. И потому люди желают иметь больше, желают иметь запасы, чтобы в трудные времена не умереть с голода. Но – мы уже, кажется, пришли… И сам воевода Вихорко здесь, если только кто-то другой не приехал на его коне…

– Он, говорят, неравнодушен к Дарине, бедной сироте, воспитаннице Даляты. Ее родителей убили твои соотечественники, а саму малолетнюю тогда девочку ударили мечом. С тех пор у нее одна рука высохла и не работает. Скажи, это тоже мужская честь – изуродовать ребенка… Это тоже часть вашего стремления к полной победе?

Ансгар промолчал…

Ему просто нечего было сказать…

* * *

Ворота была распахнуты настежь. Молодые люди вошли в обширный двор, уже знакомый Ансгару. Да и десятник Велемир, похоже, многажды бывал здесь. А уж про дварфа-кузнеца Хаствита и говорить нечего. Десятник с конунгом остановились перед крыльцом, а дварф, сделав им знак, чтобы ждали, сразу вошел в дом.

Из кузницы, над которой густым древом поднимался расходящийся, как крона настоящего дерева, дым, выглянул молодой кузнец в кожаном фартуке, вытер локтем пот со лба, но одновременно размазал по лицу сажу, не заметив того. Приветливо махнул рукой, здороваясь, но молодого кузнеца тут же позвали назад, и он заспешил к работе, не успев ничего сказать.

Ждать долго не пришлось. Кузнец Далята вышел из дома вместе с воеводой Вихорко и дварфом Хаствитом, непривычно улыбчивым. Наверное, Хаствиту нравилось ходить здесь чистым и умытым и не торопиться к горячему горну, где он обычно работал. Гости шагнули навстречу хозяину. Первым заговорил юный конунг:

– Здравствуй будь, Далята.

– И ты здравствуй будь, конунг… Мир слухами живет, и я слышал, что ты уже опробовал новый клинок в деле…

– Да, мастер-кузнец, и пришел поблагодарить тебя и твои поистине золотые руки, создавшие такое чудо, потому что никогда еще моя рука не держала подобного оружия. Меч стоит многократно того, что за него заплачено… Он стоит большего, и моя благодарность тебе границ не имеет…

– Спасибо на добром слове. Вот воевода Вихорко тоже доволен своим мечом, – заметил кузнец. – И тоже говорит, что раньше такого удобного оружия не встречал. А он со своим уже два года не расстается и многажды обнажал в сече…

Воевода довольно улыбнулся и положил левую руку на крыж.

Ансгар уже успел оценить взглядом меч примерно одинаковой длины с его мечом, только не имеющий в рукоятке драгоценных камней. Но взамен этого щедро украшенный растительным орнаментом[109]. И ножны у меча воеводы были попроще. Обыкновенные деревянные, покрытые красным бархатом и сцепленные тонкой кованой окантовкой, украшенной тем же орнаментом. И тоже без самоцветов. Но это был меч знатного воина, а не конунга. И он не был символом власти, который каждому запоминается с первого взгляда.

В знак благодарности юный конунг протянул кузнецу руку, тот пожал ее, второй рукой придерживая Ансгара за локоть, показывая этим, что доволен высказанной благодарностью, и повернулся к десятнику.

– Ты, Велемир, все-таки пришел, хотя твой сотник велел передать мне, что ты еще не оправился от ранения… Может, подождешь несколько дней?

– Я готов попробовать свои силы, Далята. У меня, сознаюсь, остались боли в груди, но руки по-прежнему сильны и не подведут меня.

– Условия ты знаешь. Не справишься с луком, второй попытки у тебя не будет. Уже шестеро не самых слабых стрельцов не справились. Не лучше ли сначала подлечиться?..

Десятник бросил взгляд на воеводу.

– У меня, к сожалению, нет времени на поправление здоровья. Здоровье поправится в пути. Воевода, кажется, почти готов нас отправить.

– Готов, – согласился воевода Вихорко. – Готов уже сегодня без всяких «почти». Но сегодня уже поздно. Поплывете на рассвете.

– Ну, вот, тем более. А мы собирались завтра к обеду. Значит, времени у меня совсем нет, и будем испытывать сейчас.

– Дело твое, если торопишься. Это, однако, никак не влияет на мои условия. Прозор должен получить только достойный, который сумеет использовать его при необходимости. Я иногда делаю красивое оружие, но оно все равно остается оружием. А какую-то бесполезную вещь, ненужную, даже и очень красивую, не делаю никогда. Подожди…

Кузнец быстро прошел за угол дома, послышалось, как скрипнула какая-то дверь, потом дверь скрипнула повторно, и Далята вернулся с металлической пластиной в руках, изогнутой точно так, как бывает изогнута середина сложного славянского лука.

– Давай лук…

Велемир вытащил из налучья и протянул лук, кузнец сам снял сначала тетиву, что тоже потребовало значительных физических усилий, но у Даляты были крепкие руки и с делом справились, потом из центральной части лука снял уложенный в прорезь и зажатый с двух сторон тугими жилами костяной прозор, вместо которого тут же вставил металлический. И сам же снова натянул тетиву, еще раз показывая, что и его руки мало уступают стрелецким. Но рисковать и оттягивать эту тетиву не стал, поскольку к стрелецким лаврам не тянулся, удовлетворяясь своими заслуженными лаврами.

– Я шесть лет варил эту сталь, долго искал нужный состав, пробовал и так, и эдак, и по другому, много ошибался и исправлял ошибки, но все же сделал. Говорят, она хороша для самострелов[110], но я не люблю самострелы и редко их делаю. Разве, попросит кто-то очень уж… Но это, на мой взгляд, не мужское оружие… Вот, недавно воевода просил сделать пять самострелов для женщин в один далекий острог… Для них это оружие… А мужчина должен владеть луком… Пробуй… – Далята вернул лук стрелецкому десятнику.