Читать книгу - "Дикое поле - Александр Прозоров"

Степь наполнилась движением. Беи, отчаянно ругаясь, торопили нукеров и невольников сворачивать стоянки и грузить повозки. Не имеющие с собой иного добра, кроме чересседельных сумок, сельджукские отряды просто поворачивали головы коней и верблюдов вслед за передовым отрядом, богатые стамбульские чиновники гордо поднимались на спины быстрых аргамаков, следуя за отрядом Кароки-мурзы немного поодаль.

Поскольку далеко не все рода считали, что поход начнется сейчас, а не через несколько недель, то не все сотни смогли быстро сняться с места, и огромная орда, катящаяся на север, заняла не только десятки верст в ширину, но еще и несколько дней в длину. Однако Девлет не оглядывался. Он помнил, каково было пробиваться через грязь в прошлую весну, и теперь стремился полностью использовать морозные дни, дарованные Аллахом.

Через десять дней войско вышло на берег Северного Донца. Широкая река уже успела вскрыться, но из берегов пока не выходила. Либо успела вернуться после половодья назад, в привычное русло. Отряды Кароки-мурзы и сотни Девлет-Гирея с ходу прошли через хорошо известный многим поколениям степняков и местных купцов зигзагообразный брод, поставив шатры уже на другом берегу.

Четыре дня ждал бей отставшие отряды, греясь в своем шатре у огня и угощая нагоняющих его командиров вареной бараниной. Теперь уже никто не рисковал давать ему советы или противоречить гиреевской воле.

Все поняли: будет так, как он решил, или не будет вообще. Недовольные могут поворачивать назад, а он продолжит поход, пусть даже с ним останется три тысячи воинов из шестидесяти тысяч.

Поворачивать назад не хотел никто, а потому, когда вечером пятого дня Девлет приказал двигаться дальше ночью — ногайцы снялись с места и покатили вперед в кромешной тьме, с трудом угадывая дорогу в свете далеких звезд. В степь пришла весна, снег растворился в земле, превратив ее в непроходимое месиво, — но после полуночи зима ненадолго возвращалась в свои недавние владения, и татары стремились как можно полнее использовать эти часы, заставляя упряжных меринов бежать довольно бодрой рысью. Днем отдохнут.

После изнурительного перехода в пять ночей передовые разъезды начали встречать среди земляных пространств проплешины плотного дерна, не дающего почве превращаться в грязь. Еще несколько десятков верст — справа и слева стали встречаться распускающие молодую листву рощицы, а многолетняя трава сплелась в единый плотный ковер.

Все! Самое трудное осталось позади.

Девлет-Гирей приказал нукерам ставить шатры и дал войску, уже начинающему путать день и ночь, три дня отдыха. И только после этого отдал приказ двигаться вперед — но уже по всем правилам. С передовыми дозорами и сотнями прикрытия впереди, с отрядами, защищающими обозы, и сотнями, прикрывающими тылы. А если бей никого не выставил на крылья — то только потому, что наступающая орда захлестнула все пространство от Оскола и до Северного Донца, опираясь своими краями на полноводные реки.

Словно половодье, так и не наступившее в этом году, татарская конница, освобождая проезжий тракт бесконечным обозам, сама затекала во все дорожки, тропы и мелкие тропинки, огибая дубовые боры и лиственные леса лугами и полями, еле вмещаясь между узкими и широкими перелесками, тянущимися вдоль ручьев, в то время как вечно голодные кони жадно сжирали ивовые и рябиновые кустарники, не довольствуясь только-только проглядывающей из земли молоденькой травкой.

Они встречали на своем пути опустевшие селения и усадьбы, следы торопливого бегства и брошенное на потраву ломаное или постаревшее барахло. Но мелкое корыстолюбие затаившихся по щелям окраинных мужиков не вызывало у них досады. Они шли в Московию, с самую сердцевину русских земель — земель, уже давно нетронутых, зажиревших, разбогатевших, битком набитых сладкими девками и работящими смердами, только и ждущих себе хорошего хозяина.

Мимо замерших в ужасе южных крепостей и городков катился непрерывный поток одетых в кольчуги и куяки, колонтари или просто хорошо простеганные халаты нукеров, некоторые из которых, по бедности, нацепили даже немецкие, венгерские и французские кирасы, что целыми возами собирали на полях сражений янычары, потом по дешевке продавая заезжим купцам.

Шестьдесят тысяч воинов привел с собой великий бей Девлет-Гирей! Шестьдесят тысяч! Число, невиданное доселе в южнорусских степях. Число, в которое не могли поверить сами крымские татары — потому как, кажется, и не проживало столько мужчин в Крымском ханстве.

Один месяц понадобился им, чтобы пройти степными и лесными дорогами почти тысячу полновесных верст от богатых крымских виноградников до черты, которой еще молодой царь Иван обозначил давнишние границы Московского княжества, и остановиться перед первым русским городом, который невозможно обойти. Потому, что проведенная Иваном Грозным черта выглядела на деле как высокий, ощетинившийся кольями вал, либо непроходимый лесной бурелом.

Здесь, растекшись на несколько километров в разные стороны, наконец и остановилось татарское войско, обозначив свое присутствие сонями шатров: широких, укрытых поверх войлока шкурами, ногайских, остроконечных сельджукских, полотняных, растянутых на веревках и шестах — богатых османских беев.

Лихие конники носились вдоль высокого вала, горланя свое извечное: «Русские, сдавайтесь!», да иногда пускали стрелы, завидев между кольями красные силуэты стрельцов, выбравшихся на оборонительные рубежи из своих острогов. Изредка в ответ раздавался грохот пищальных выстрелов — картечь горстями осыпала траву, иногда больно лупя лошадей по бокам, а всадников — по ногам и телам. Очень скоро татары успели заметить, что на расстоянии полета стрелы удар русской пули не способен не то что пробить ватного халата, но даже причинить заметную боль, и теперь стали подъезжать целыми отрядами, пытаясь засечь навесной стрельбой того или иного замеченного стрельца. Под веселый хохот нукеров русские тут же трусливо убегали за вал.

Как и положено, Девлет-Гирей поставил напротив ворот Тулы, на случай вылазки гарнизона, пятитысячный отряд — ногайцев Мерев-бея, — после чего спокойно начал праздник. Они добрались до первого большого и богатого города, которому предстояло пасть к ногам будущего московского царя, — и это требовалось обязательно отметить пышным угощением.

Пока родовитые беи пиршествовали, их умелые мурзы налаживали правильную жизнь военного лагеря: назначали отдельные отряды для посменной охраны своего бивака и общей стоянки.

Поскольку луга вблизи города не могли прокормить гигантский стопятидесятитысячный табун, главы рода отбирали крепких коней для службы, слабых — на мясо, отправляя всех остальных — заводных, обозных и часть боевых коней — вместе с небольшой охраной на десятки верст в стороны: туда, где можно спокойно пастись на хорошей, сочной весенней траве. Снаряжали молодых нукеров на заготовку дров, невозмутимо отвечая на недовольное бурчание: «Поймай невольника, тогда не станешь рубить деревья сам». Пленников в огромной орде пока еще почти не имелось, и несчастные воины, как простые рабы, занимаюсь заготовкой топлива.

Наверное, со стороны это казалось ханской дурью, блажью и хвастливыми выкрутасами — заниматься пиршествами вместо правильной осады, но за те два дня, что Девлет-Гирей не трогал своего войска, оно успело прочно обосноваться на новом месте, отдохнуло, избавилось от лишней обузы, немного отъелось и теперь рвалось в бой.