Читать книгу - "Работа для рыжих - Юлия Фирсанова"

— Живой? — заботливо уточнила я, мимолетно удивившись тому, как странно перекосилось лицо наблюдавшего за нами Гиза.

— Пока да, — хрипло выпалил Киз. — Предлагаю ограничиться двумя пакостями. Мед на сапогах у меня уже есть, синяк на спине тоже будет.

— Пакостями? — растерянно переспросила я под задорный смех сильфа, повалившегося на оладушки, как на тахту. Вспомнился в подробностях странный ночной сон-разговор. — Так мне что, это не приснилось, вы с Гизом и впрямь про меня говорили, а я отвечала?

— Если снилось, то всем троим, — буркнул наш отданный на поруки для очеловечивания киллер и повернул сапог так, чтобы подкравшейся кошке было удобнее слизывать мед. Пушистая лакомка решила, что сладкое остается сладким независимо от емкости, в которой или на которой подано, и сейчас наяривала языком.

А я почему-то именно в этот миг окончательно поверила, что не таким уж сложным будет путь Киза от осла до человека, что, быть может, он давно пошел бы по этой дороге сам, если бы не был обречен почти с младенчества идти совсем в иную сторону без малейшего шанса свернуть. В Тэдра Номус нельзя написать заявление на увольнение, единственный способ расставания с всесильным спрутом, опутавшим миры, — смерть. Так рассказывали мне друзья, это считалось непреложной истиной до истории с Гизом. Значит, шансов-то не было раньше, теперь все может измениться, если приложить немного желания, удачи и связей в верхах. Я даже знаю, с кем надо потолковать, и аргументы подходящие найду.

Нет, Киз совсем неплохой человек, не станут к подонку ластиться кошки и собаки, не станут доверять дети и не станет подонок, каким бы притворой он ни был, утешать беременную бабу, от которой ему по большому счету ничего не нужно, а все, что потребуется, запросто можно взять силой.

— Сон на троих — новое слово в групповом времяпрепровождении, — объявила я и заулыбалась, мне показалось, что у циничного и безжалостного Киза покраснел кончик уха, выглядывающий из волос. — После таких занятий совместное путешествие просто обязано проходить в теплой и дружественной обстановке. А если кто-то дружить откажется, то мы ему снова кулаком по спине и меда в сапоги!

— Лучше только кулаком, — деловито вставил Фаль, скромно пояснив: — Мед я и сам съем!

После глубокомысленной сентенции практичного сильфа хохотали все, даже Киз, ничуть не обидевшийся Киз-человек, не ослик, прикрытый рунной иллюзией, дабы не пугать антропоморфным зверем народ Артаксара. Мы смеялись не над кем-то, а вместе! Неужели «Лед тронулся, господа присяжные заседатели»? В темных глазах поубавилось стылого льда, их оттенок сейчас больше напоминал… если брать сравнение из моей земной жизни — цвет крапивы, ошпаренной кипятком для зеленых щей, если из настоящего — темного-претемного изумруда.

Раньше-то драгоценных камней въяве близко видеть не доводилось, в городском музее ничего подобного не встречалось, а по дорогим ювелирным магазинам шататься без дела совершенно не тянуло. Куда больше любила я тот же маленький уютный «Геологи», где продавались поделки из полудрагоценных камней. Красота вещи для меня никогда не была напрямую завязана на количество нулей в ценнике. А красота женская и мужская и вовсе оставалась предметом темным, как голова, не подлежащая исследованию. Я уже говорила, мой вкус никогда с каноническим, а уж тем более с голливудским, представленным рядом условно смазливых красавчиков-звезд, не совпадал. Вот сейчас, глядя на смеющегося Киза, я невольно залюбовалась его красотой, мужественной и аристократичной.

К концу завтрака оладий на тарелке осталась вовсе не пизанская башня, а так, фундамент какого-нибудь древнегреческого храма. Снести его подчистую сил уже не имелось даже у свинки. Ну да если хозяева не съедят, живности на подворье навалом, есть кому скормить остатки трапезы привередливых постояльцев.

Мы собрали вещи и направились к конюшне. Парнишка, отвлекшись от устройства поленницы, проводил нас алчным взглядом засидевшегося приключенца. Все подростки мечтают о подвигах и дорогах, этот исключением не был. Мать его помалкивала, ожидая завершения сборов, чтобы пожелать гладкой дороги, а Каллий набрался смелости и подошел с вопросом к нашей троице.

— Коры, Гаром прошу, скажите, у меня есть дар?

Влипла, выкручивайся теперь! Как мне узнать, способен парень к здешней артефской магии или нет? Знать бы еще, стал ли кто-то из артефакторов в ответ на просьбу устраивать проверку!

— Мне еще в листвянец десять минуло! Я готов пройти испытание! — приняв мое секундное замешательство за сомнение в приемлемом возрасте клиента, горячо затараторил Каллий и попытался вытянуться в струнку, чтобы казаться выше, старше и сильнее. Насчет выше малость помогло, а вот сильнее никак, потому как паренек больше всего стал походить на замороженного тощего червячка.

Дэлькор насмешливо фыркнул, а Киз ткнул в руку чем-то острым. Прежде чем я начала возмущаться, сжал мои пальцы на кусочке дерева и шепнул:

— Пусть на деревяшку глянет.

— Ты гений! — облегченно выдохнула я и выставила перед грудью кусок дародрева, как крест перед вампиром.

— Так, Каллий, посмотри внимательно, что ты видишь у меня в руке!

— Сучок, — нетерпеливо отмахнулся от вопроса паренек и захлопал ресницами так, будто наслушался слов одной своеобразной песни и собрался взлететь.

— Опиши его, — приказал Гиз, сообразивший, как будет проходить испытание.

— Серая… — неуверенно ляпнул мальчишка, переступив босыми ногами.

— Дальше, говори все, что сможешь, — попросила я, направляя опрос в нужное русло.

— Тонкая палочка, наверху острая, снизу тупая, в толщину с ваш мизинец будет, кори, — очень постарался выжать максимам подробностей Каллий, не понимавший, чего мы привязались к нему с какой-то щепкой вместо того, чтобы проводить священные испытания. — Обычная деревяшка, — заключил подопытный кролик.

— Разве он не видит, как она светится? — до глубины души удивился Фаль, приземляясь мне на плечо.

«Выходит, не видит, ни тебя, дружок-сильф, ни света волшебного, от древесины исходящего», — мысленно подытожила я и прикусила губу. Глаза паренька горели надеждой на чудо, а чудо повернулось к нему, мягко говоря, спиной.

— Кано! Феху! — Руна света как символ факела знаний и руна таланта слетели с языка раньше, чем я успела продумать заклинание до конца.

Золотой отблеск лег на лицо Каллия, потом сияние рунных символов разрослось, огибая жертву, как рамка картину, внося свои дополнения в портрет. Когда свет угас, я уже знала истину, представленную как ряд мелких диапозитивов, обрамлявших пацаненка.

— Не к сотворению артефактов у тебя талант, а к резьбе по дереву. Учись у отца, и все артефакторы позавидуют твоей славе, — чуток преувеличив, изрекла я. Небольшая гипербола для повышения настроения и придания смысла жизни еще никому не повредила.

Каллий, ясное дело, был разочарован, шмыгнул носом, отвернулся, пнул с досадой пыль во дворе, попал пальцем по камушку и запрыгал на одной ноге, шипя сквозь зубы так темпераментно, будто я ему будущее на театральных подмостках предрекла и лицедействовать велела исключительно по системе Станиславского. Ладно, попереживает, а там, глядишь, и делом займется. Мать-то все слышала, значит, найдет способ пацана к делу приставить. Родители на то и нужны, чтобы увлекающимся деткам мозги на место вправлять, а уж если не вправятся, значит, судьба. Намерение, взращенное под гнетом сопротивления, оборачивается целью. Упрямство — достоинство не только ослов, гении тоже обладают этим качеством в полной мере.