Читать книгу - "Подземный левиафан - Джеймс Блэйлок"

Если такой аппарат можно создать и найдется способ соединить его с приводом Дина, преобразующим вращательное движение в поступательное, то их батисфера сможет плыть под водой. Энергию, необходимую для работы, машина будет получать фактически из ничего. По сути дела, не было причин сомневаться в том, что чудесное устройство сможет также вырабатывать из морской воды кислород, одновременно действуя как оксигенератор и преобразуя атомы водорода в топливо, — так сказать, вечный двигатель с двойной функцией. Мысленно Уильям уже представлял себе основные его черты. Подобный двигатель был вполне реален. Ему не хватает только одного — получить консультацию у Гила Пича! Эх, если бы Эдвард не потерял Ашблесса в канализации…

Машина Иеронимуса может стать ядром отличного рассказа, гораздо более обоснованного, чем «релятивистский», по крайней мере с научной точки зрения. Этот рассказ с руками оторвут в любом журнале. Машина Иеронимуса приведет в движение звездолет — в таком случае ее лучше будет укрепить на корпусе снаружи, с тем, чтобы полнее использовать энергию солнечных лучей. Он уже видит астронавта, седого и бородатого после многовековых странствий на световой скорости меж неизведанных галактик, и истончившийся от неустанного трения диск, от коего в пространство разлетаются волшебные искры. Устройство можно бы снабдить могучим языком, приводимым в движение храповиком, после чего оно заговорит, застонет, снова и снова взывая со своими неумолимыми вопросами к звездным далям. Уильям очень явственно представлял себе это. Иллюстрации к его рассказу впитают в себя смесь мистицизма и науки — мчащийся по небу с булавочными проколами звезд корабль с ротором, приводимым во вращение машиной Иеронимуса, чем-то схожей с вращающимися со всех сторон созвездиями. Тут же и Господь Бог — а почему бы и нет? — выглядывает из-за облаков, приложив ладони рупором ко рту и выкрикивает кристально-ясные ответы на неумолимые вопросы.

Усилием воли Уильям заставил себя вернуться к чертежам. Если Земля в ближайшую неделю не развалится на части, потом у него найдется достаточно времени для литературных услад. Сейчас не музы, а машина была первой необходимостью. Уильям поднял голову и принялся рассматривать мышей, суетящихся в клетке прямо перед ним, потом повернулся к выводку, который с самого начала соседствовал с аксолотлем. Обрывки распашонки сохранились только на одной из мышей. Но в конце концов это была не их вина, а его. Не стоило ожидать, что зачатки цивилизации привьются грызунам за один день. С ними нужно было работать.

«Насколько мала может быть такая машина?» — внезапно подумал он. Если совместить идеи антигравитации Гила с принципами устройства Иеронимуса, то, снабдив ею, скажем, мышь, вероятно, можно получить очень интересные результаты. Такова уж природа науки — одна идея цепляется за другую, и их цепочка уходит в бесконечность; эти связи обязательно будут рваться, но бестрепетные пионеры, топающие в своих жестяных башмаках к восходящему солнцу, всякий раз будут их выковывать заново.

Дверь сарая открылась, и в нее заглянул Джим.

— Почему ты не в школе? — спросил сына Уильям, бросая взгляд на часы.

— Сегодня суббота. — Уильям кивнул.

— Да, верно. А где дядя Эдвард — все еще спит?

— Нет, — отозвался Джим, — поехал в Гавиоту вместе с профессором Лазарелом — они собираются поработать с батисферой.

— Напрасная трата времени. Без Гила все равно ничего не получится. Боюсь, Джим, твой друг здесь — решающий фактор.

Джим кивнул. По всему так и выходило. После погони за грузовичком мороженщика дядя Эдвард мучился — ему не давала покоя какая-то важная мысль, которую он никак не мог ухватить за хвост. Все это время он не находил себе места.

Уильям тоже ощущал нечто подобное, ему не давало покоя нечто, связанное с исчезновением Ашблесса в канализационном подземелье, причем Эдвард каким-то боком тоже был в этом замешан. Он принялся шаг за шагом вспоминать события их последней операции, похищения Гила. Представил себе объемистый зад профессора Лазарела, выбирающегося через люк на дневной свет, и отчетливо услышал крики удивленных детишек. Уильям хорошо помнил выражение лица Эдварда, когда он откинул ковер и перед ними предстал подвал с круглым бассейном посередине, помнил их поспешное бегство обратно в подземелье от улюлюкающей за окнами толпы: уходящая в бесконечность темнота тоннеля, три железные скобы в бетонной стене под опускной дверью — три точно такие же скобы на противоположной стороне тоннеля, под другой, второй опускной дверью. Уильям потрясенно замер и несколько секунд сидел без движения, не в силах думать из страха перед тем, что возникшая у него столь внезапно уверенность может так же внезапно исчезнуть. Но все осталось на своих местах. Вот оно — то самое, что не давало покоя и Эдварду, — вторая дверь в противоположной стене тоннеля, о которой они в пылу бегства просто забыли. Эта дверь объясняла таинственное исчезновение Ашблесса. Теперь сомнений в этом не было. И если только Уильям не совсем выжил из ума, эта дверь объясняла и многое другое.

Тоннель по спирали уходил в темную и тихую глубину. Заливая стены густым желтым сиянием, лучи фонарей их шахтерских шлемов освещали дорогу. Уильям захватил с собой мощный фонарь, добытый еще в лечебнице, и в самых темных и извилистых местах включал и его, для верности. Укрепленный на каменной стене железный поручень, начавшийся сразу за второй опускной дверью, через несколько сотен футов вдруг пропал, но потом появился снова, уже совершенно заржавленный и покрытый отслаивающимися под руками коричневыми чешуйками.

На какую глубину они спустились под землю, сказать было невозможно. Из-за темноты и тишины Уильяму казалось, что они находятся здесь уже несколько часов. Неожиданно тоннель открылся в грот, такой огромный, что даже луч мощного фонаря не мог осветить его дальние стены. Дорожка сузилась, ее левая сторона обрывалась в пустоту, а еще через несколько шагов под ногами появились ступеньки, вырубленные прямо в камне утеса. Откуда-то снизу доносился несомненный плеск воды — но не шум течения подземной реки, а шелест мелких волн о каменистый берег.

Уильям начал осторожно спускаться по ступенькам. В снах ему не раз приходилось оказываться в таком положении — ступив на крутой склон, он делал несколько шагов, поскальзывался, несколько мучительных мгновений пытался восстановить равновесие, уже зная, что все пропало, после чего летел в бездну. Вспомнив об этом, он покрылся холодным потом. Единственное, что позволяло ему сейчас держать себя в руках, было присутствие Джима. В своих снах он всегда был один.

Пахло туманом и затхлостью, стоячей морской водой, гниющими водорослями подземных морей капитана Фрэнка Пен-Сне. Неожиданный всплеск в темноте внизу неподалеку заставил Уильяма прижаться спиной к стене.

— Выключи фонарь, — прошипел он Джиму. Повторять приказ не пришлось — вокруг мгновенно стало темно. Они стояли тихо, едва дыша, напрягая слух и пытаясь уловить хоть какие-то звуки.

Наконец Уильяму показалось, что он различает тихий плеск весел и приглушенное поскрипывание обмотанных кожей уключин. Но вместо того чтобы усиливаться, звуки ослабевали. Послышался стук дерева о дерево, скрип дерева о камень и приглушенная ругань. Из-за огромного скального выступа, до той поры почти неотличимого от окружающей тьмы, как по волшебству показался нос небольшой весельной лодки.