Читать книгу - "Шрам - Чайна Мьевилль"

В этих теплых водах вечерние огни и звук волн, бьющих по бокам города, были мягче, словно море впитало в себя воздух, а лучи рассеялись: и морская вода, и свет утратили свою свирепость. Армада закуталась в долгую благоуханную темноту, теперь уже определенно летнюю.

Вечером скверики у таверн (по соседству с парковой зоной, земли которой оставались под паром на ютах и главных палубах) полнились стрекотом цикад, заглушавшим шум волн и тарахтенье буксиров. Появились пчелы, шмели и мухи. Они жужжали у окон Беллис, разбивались насмерть о стекла.

Армадцы не были ни южанами, ни северянами, ни жителями умеренного (как кробюзонцы) климата. В любом другом месте годились бы расхожие штампы — холодостойкий северянин или горячий южанин, — но для армадцев они не подходили. В кочевом городе климат не был чем-то определенным и ускользал от обобщений. Город смягчился — вот единственное, что можно было сказать о нынешнем лете в данных обстоятельствах.

Народ на улицах задерживался дольше, повсюду слышался характерный говор на соли. Похоже, сезон намечался разговорчивый.

Встреча происходила в кают-компании «Кастора», корабля Тинтиннабулума.

Помещение было невелико. В нем с трудом помещались все собравшиеся. Они сидели в неудобных церемонных позах на жестких стульях вокруг побитого стола. Тинтиннабулум и его товарищи, Иоганнес и его коллеги, биоматематики, маги и другие, в основном люди, но не все.

И Любовники. За ними у двери стоял Утер Доул, сложив руки на груди.

Иоганнес, нервничая и запинаясь, говорил уже какое-то время. Дойдя до кульминации своего рассказа, он сделал эффектную паузу и хлопнул книгой Круаха Аума по столу. А когда после нескольких секунд молчания раздались первые восторженные ахи и охи, он сопроводил книгу переводом Беллис.

— Теперь вы понимаете, — сказал он дрожащим голосом, — почему я созвал это чрезвычайное заседание.

Любовница взяла два документа и принялись их тщательно сравнивать. Иоганнес молча следил за ней. Губы ее от напряжения искривились, а шрам на лице завился кольцом, скрывая истинное выражение ее лица. Иоганнес заметил на правой стороне ее подбородка сморщенную кожу — струп, образовавшийся на месте новой ранки. Он бросил мельком взгляд на Любовника рядом с ней и тоже увидел рану — слева ниже рта.

Иоганнес, как и всегда при взгляде на эти шрамы, испытал беспокойство. Он мог сколько угодно часто видеть Любовников, но его нервозность в их присутствии не уменьшалась. У них была необыкновенная наружность.

«Может быть, это властность, — подумал Иоганнес — Может быть, это и есть властность».

— Кто здесь знает кеттайский? — спросила Любовница.

Напротив нее поднял руку ллорджис.

— Турган, — сказала она.

— Я немного знаю, — сказал он — голос Тургана, как и всегда, звучал с придыханием. — Главным образом нижнекеттайский, но немного и верхне-. Но эта женщина гораздо более сведуща. Я заглянул в эту книгу, и большая ее часть для меня — тайна за семью печатями.

— Не забывайте, что хладовиновская «Грамматология верхнекеттайского» — общепринятый учебник, — сказал Иоганнес. — Учебники верхнекеттайского можно по пальцам перечесть. — Он покачал головой. — Очень необычный и трудный язык. Но из всех учебников это лучший. Если бы ее не было на борту и книгу переводил Турган или кто-нибудь другой, им все равно пришлось бы постоянно сверяться с ее «Грамматологией».

Руки его подергивались в резких, агрессивных движениях.

— Да, она перевела на рагамоль, но перевести с рагамоля на соль не составит труда. И вот на что нужно еще обратить внимание: перевод здесь еще не самое главное. Может, я неясно выразился… Аум — не кеттаец. Посетить кеттайского ученого мы, совершенно очевидно, не смогли бы. Кохнид лежит далеко в стороне от нашего маршрута, и пребывание Армады в тех местах было бы для нее небезопасно. Аум — анофелес. Их остров лежит в тысяче миль к югу. И высока вероятность, что Аум жив.