Читать книгу - "Шерше ля вамп - Юлия Набокова"

— Спасибо, — проглотив горечь, шепчу я Аристарху, благодарная за его щедрый порыв. — Это лучший подарок, который мне делали в жизни.

— Там еще туфли. — Он кивает на коробку поменьше.

Я замираю, держа платье на вытянутых руках — не в силах расстаться с ним ни на минуту, не в праве положить его на продавленный диван, и выворачиваю шею: что там, в другой коробке?

Аристарх понимает мои мучения и снимает крышку. Алые туфли, ослепительный лак, умопомрачительная шпилька, фирменная красная подметка. «Кристиан Лабутен»! Еще один символ роскоши и красивой жизни, о котором я всегда мечтала. И вот мечта сбылась, да только жить уже некогда…

С трудом отрываю взгляд от туфельного совершенства. Невыносимо расстаться с платьем — но кладу его в нутро коробки.

— Пожалуйста, верни их в магазин. А деньги отдай в первый детский дом, какой попадется на глаза.

— Тебе не нравится? — оторопело спрашивает Аристарх.

— Они стоят целое состояние! Я как-нибудь проживу и без этого. Тем более и жить-то осталось всего ничего. А кого-то эти деньги могут спасти.

— Ты сейчас же наденешь это, — твердо говорит Аристарх и добавляет, предупреждая мои возражения: — Это не обсуждается. Они только для тебя. И я обещаю, что детский дом до конца моих дней будет регулярно получать пожертвования от твоего имени.

Что ж, на такой компромисс нельзя не пойти.

— Ты не оставляешь мне выбора, — ворчу я, а пальцы уже тянутся к волшебному платью. — Выйди вон, мне надо переодеться.

Платье сказочное. Алое… Что ж, я рассматриваю себя в зеркале: в алом я ворвалась в Парижский Клуб, поправ вековой дресс-код, в алом все и закончится. Что ни говори, а цвет мне к лицу. Все портит только пожелтевший синяк от пальцев Андрея на открытом плече. Клеймо, низвергающее меня с пьедестала принцессы и выдающее во мне преступницу.

Я надеваю лодочки-«лабутены» и зову Аристарха. Он появляется на пороге с бутылкой шампанского «Вдова Клико» и двумя фужерами — как любовник, пришедший на романтическое свидание. Он доволен, засыпает меня комплиментами, чтобы скрыть свое смятение. Смятение отца, сделавшего подарок смертельно больному ребенку. Его руки дрожат, пытаясь открыть шампанское, а я отворачиваюсь, делая вид, что любуюсь собой в зеркале, а на самом деле не в силах смотреть в глаза самому родному вампиру на свете. Смерть — это не страшно. Самое страшное — это вот эти минуты, когда уже ничего нельзя изменить, когда с каждым мигом смерть подкрадывается все ближе. Мне легче, для меня скоро все закончится. У Аристарха самое мучительное впереди. На целую вечность. Не знаю, сколько веков понадобится, пока поблекнет перед его взором алый шелк моего платья, пока память сжалится над ним и сотрет из памяти этот день.

Распахивается дверь, впуская в комнату сквозняк, и в зеркале за моей спиной возникает Андрей. Его появление сопровождается выстрелом пробки от шампанского. Я с надеждой смотрю на Гончего — собранного, серьезного, строгого и немного обескураженного моим нарядным видом. Похоже, мои молитвы услышаны. Не будет томительных минут ожидания и мучительных взглядов. Все случится быстрее, чем я думала.

— Пора, — говорит его отражение в зеркале, и я поворачиваюсь.

— Но до полуночи еще несколько часов! — восклицает Аристарх, инстинктивно закрывая меня спиной.

— Все уже собрались, — равнодушно отвечает мой палач. — Нет смысла тянуть.

И я вижу нетерпение в его глазах.

— Но время еще есть! — Аристарх готов отстаивать эти драгоценные часы насмерть, но я перебиваю его, обращаясь к Гончему:

— Я готова.

Он коротко кивает и выходит в коридор, придерживая дверь.

За моей спиной Аристарх наполняет фужеры шампанским и протягивает мне.

В его взгляде столько отчаяния, но он находит в себе силы ободряюще улыбнуться

и сказать тост:

— За тебя!

Меньше всего мне сейчас хочется шампанского, но, не в силах отказать деду, я делаю глоток. Изысканное игристое вино, которое я всегда мечтала попробовать, кажется отравленным смертью, гниением и тленом, и, превозмогая тошноту, я залпом опрокидываю в себя бокал.

Под неусыпным надзором главного Гончего Аристарх галантно протягивает мне руку, я беру его под локоть, и мы выходим из комнаты навстречу моей гибели.

В зале на первом этаже, куда проводил нас Андрей, за дубовым столом сидят Василий Громов и Ипполит. Я оглядываюсь по сторонам и все еще не могу поверить: Вацлава нет. Он даже не пришел со мной проститься! Но мои телодвижения истолковывают неверно. Двое Гончих, чьих имен я так и не узнаю, остаются за дверью. Еще двое становятся у окон с зелеными бархатными шторами, всем своим видом демонстрируя, что живой я отсюда не выйду.

Ипполит окутывает меня своим плесневелым взглядом. Громов впивается в меня глазами, желая досыта испить моего страха, отчаяния, растерянности, и рассерженно хмурит брови, наталкиваясь на мое равнодушие. Мне теперь все равно. Вацлав не пришел. А все остальное неважно.

Аристарх стоит рядом, сжимая мою руку, как жених перед алтарем.

— Что ж, — нарушает молчание Ипполит, в отсутствие Пьера беря на себя главенство, и придвигает к себе пачку бумаг. — Согласно протоколу ментального допроса и показаниям…

— Давайте ближе к делу, — перебиваю его я, испугавшись, что он решит зачитывать всю пачку.

Ипполит с изумлением поднимает глаза.

— Вина моя доказана, наказание известно. Начинайте. — Я не прошу, а приказываю. Платье, достойное королевы, придает мне поистине королевской выдержки и добавляет в голос повелительные нотки.

И Ипполит не смеет ослушаться. Да и не хочет. Он подвигает к краю стола резной ларец и кивает Андрею.

Аристарх сжимает мою руку так, что я едва не вскрикиваю от боли. Двое Гончих отделяются от окна и подходят к нам с намерением оттеснить от меня деда.

— Господин Алмазов, — звучит голос Ипполита, — если вы не отойдете, я буду вынужден выставить вас вон и отказать в вашей просьбе присутствовать во время, хм, процедуры ликвидации.

Аристарх разжимает пальцы, порывисто обнимает меня и отступает назад, споткнувшись на ровном месте. Гончие встают по бокам от меня, как стражи. Голыми плечами чувствую взгляд Аристарха, полный смертельного отчаяния, но платье не дает сгорбиться. Я расправляю плечи и, вздернув подбородок, наблюдаю за Андреем.

Он открывает ларец и вынимает оттуда шприц и смертельную ампулу. Медленно, очень медленно наполняет шприц наркотическим ядом и поворачивается ко мне.

Гончие, как по команде, хватают меня за локти, но я ожесточенно стряхиваю их пальцы и приказываю Андрею:

— Пусть уберут руки.

И, предупреждая его возражения, добровольно выставляю для укола плечо, на котором клеймом темнеет синяк.