Читать книгу - "Спутники Волкодава. Ветер удачи - Павел Молитвин"

1-й год правления Триумвирата

— Это опять твоя подруга? Она кричит каждую ночь. Почему твой лекарь ей не поможет? — спросил Таанрет, прислушиваясь к отчаянным воплям, доносившимся до него, несмотря на то что отведенная Нганье комната находилась в противоположном конце северного крыла особняка.

— Уруб сделал все, что мог, — тихо сказала Ильяс. — Она кричит не от боли. Точнее, не от телесной боли. Это взывает о мести ее истоптанная, поруганная душа.

— У нее очень горластая душа. Почему бы ей не взывать об отмщении немного потише? — раздраженно поинтересовался желтоглазый. — Пусть твой Уруб даст ей на ночь успокаивающее или снотворное. Уж врач-то, кажется, должен знать, что до любой души можно добраться, воздействуя на тело. Пока она еще с ним не рассталась, разумеется.

— Можно, — согласилась девушка, не глядя на беспокойно ворочавшегося среди горы подушек больного, которому уже заметно полегчало, но до полного выздоровления было еще далеко. — До души Нганьи твои настатиги именно так и добрались. Я ведь тебе уже рассказывала, как они это проделали?

— Почему это «мои»? Меня там не было. Я не приказывал и не позволял им… развлекаться с твоей подругой. И не могу нести ответственность за все творящиеся в столице безобразия.

— Разве? А мне-то казалось, что ты член Триумвирата и это по твоему приказу настатиги рыщут по особнякам Небожителей, ища предлога, чтобы расправиться с их обитателями и вволю пограбить, прежде чем пополнить императорскую казну за счет этих несчастных.

Ильяс не желала в очередной раз ссориться с желтоглазым, но он сам нарывался на неприятности и, да поможет ей Нгура, получит их, коль скоро ему так уж неймется.

— Если ты называешь то, что твои подонки ветераны сотворили с Нганьей, «развлечением», то тебя не должны смущать ее крики. Вполне естественно, что «развлечение» это ей крепко запомнилось и теперь она переживает его снова и снова в своих сновидениях. Позволив настатигам вести себя в столице империи как в захваченном чужеземном городе, ты догадывался, к чему это приведет, не так ли?

— Никто не позволял им и тем более не приказывал убивать и насиловать невинных… — упрямо гнул свое Таанрет, но девушка, рывком поднявшись из низкого, специально принесенного сюда для нее из отцовского кабинета кресла, нетерпеливо прервала его:

— Ну конечно же Нганья виновна! Она ведь бросилась защищать свою мать и способна была голыми руками перебить полсотни до зубов вооруженных настатигов! Ах, извини, яр-нуарегов — «ревнителей справедливости»! Ей бы, дурище, радоваться и млеть от счастья, глядя, как дюжие мужики избивают ее маму древками копий, а она… — Ильяс задохнулась от гнева, но тут же взяла себя в руки и саркастически продолжала: — Да и как ее было не избивать? Она же позволила себе заступиться за старого лекаря, вся вина коего заключалась в том, что он всю свою сознательную жизнь исцелял обитателей «Букета астр», равно как и всех прочих обращавшихся к нему за помощью недужных. Сие преступление нельзя было оставить безнаказанным!

— Ты не видела, что делали проклятые колдуны с моими соратниками, а этот самый лекарь, быть может…

— Это был лекарь! Понимаешь ты, ле-карь! Вра-че-ва-тель! Даже глупая птица не гадит в своем гнезде, а пес — в будке! Если вы перебьете лекарей, люди в Мванааке без их помощи будут дохнуть как мухи! Тебе это в голову не приходило? Ты не задумывался над тем, что даже колдунов нельзя убивать, не доказав предварительно вину каждого из них? Что это люди, твои сограждане, а теперь и подданные, имеющие такие же права, как и ты сам!

— Успокойся. Береги дыхание, — холодно посоветовал Таанрет, выдержав достаточную паузу, чтобы готовая ударить его форани чуть поостыла. — Спокойно идущий пойдет далеко, а решать споры криком — удел дураков.

— Так, значит, я дура? — горько усмехнувшись, спросила Ильяс. — И к тому же, наверное, предательница, раз позволила себе повысить голос на члена безгрешного, безупречного Триумвирата. Когда окончательно выздоровеешь, не забудь разрешить своим людям «развлечься» и со мной. Впрочем, ты можешь сделать это прямо сейчас: папа прислал два десятка настатигов для твоей охраны. Позвать их? Быть может, ты захочешь посмотреть, насколько они поднаторели в изобличении и наказании юных преступниц?

— Говорят, женщины начинают превращаться в гадюк сразу после замужества, однако в тебе уже сейчас предостаточно яда. И ты прекрасно знаешь, что можешь жалить меня безнаказанно.

— Это почему же? — спросила Ильяс с самым невинным видом. — Я не настатиг, которому позволено решительно все, а ты не беззащитный обыватель, над которым ныне разрешено глумиться любому мерзавцу, присягнувшему на верность нашему славному Триумвирату.

— Потому что я сам мечтаю «развлечься» с тобой и ты не можешь об этом не догадываться. — Таанрет устремил на девушку горящий взгляд, и она почувствовала, что ноги у нее подкашиваются, а сердце стучит где-то у самого горла. — Я так хочу тебя, что готов выслушивать любые пакости, самые несуразные упреки и наветы, которые ты вздумаешь обрушить на мою бедную голову.

— К чему такие жертвы? Скажи только слово, и верные Триумвирату настатиги мигом заставят меня замолчать. Заткнут рот кляпом, разденут и разложат перед тобой. А ежели ты, будучи еще не вполне здоров, не сможешь довести меня до состояния Нганьи, они умело и со знанием дела довершат начатое своим достойным предводителем.

На этот раз, похоже, ей удалось-таки всерьез достать желтоглазого. Губы его стали похожи на шрам, косо перечеркнувший нижнюю часть лица, на скулах вздулись желваки, а крепко зажмуренные глаза и вспухшие на лбу жилы красноречивее всяких слов говорили о том, каких сил ему стоило сдержаться и не ответить на происки дерзкой форани так, как они того заслуживали.

— Мне незачем прибегать к услугам яр-нуарегов, — приглушенным голосом проговорил Таанрет после длительного молчания. — Ты сама придешь в мои объятия и будешь умолять взять тебя, ибо испытываешь ко мне ничуть не меньше влечения, чем я к тебе. Ты сама будешь тянуться к моему рту жадными губами. Твои руки будут оплетать меня, как лианы — древесный ствол. Твои бедра будут распахнуты передо мной, как двери дворца перед императором. Я знаю, что так будет.

— Ах так ты еще и предсказатель к тому же? Вот уж не предполагала… — прошипела Ильяс, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на Таанрета и не выцарапать его гнусные янтарные глазищи. — Самовлюбленный мерзавец! Ослам впору брать у тебя уроки упрямства, а трактирщикам — грубости! — бросила девушка, гордо вскинула голову и направилась к двери.

От слов желтоглазого ее бросило в жар. Она презирала и ненавидела его, сознавая, что все будет именно так, как он говорит, если у нее не хватит сил запретить себе приходить к нему, справляться у Уруба о его здоровье, думать о нем…

— Спасаешься бегством? Но можно ли убежать от себя? Вспомни, разве это я высматривал тебя у Древа Исполнения Желаний? И разве просил я тебя дежурить у моей постели денно и нощно, вместо того чтобы лить слезы над своей невменяемой, изнасилованной по моему приказу моими людьми подругой?