Читать книгу - "Призови сокола - Мэгги Стивотер"

Три: Джун. Бедная Джун. В представлении Хеннесси на ней стояло вечное клеймо: именно Джун доказала, что двойники – не разовая случайность. Не то чтобы Хеннесси, впрочем, не знала этого в глубине души. Уже после первого инцидента она начала устанавливать таймер на двадцать минут всякий раз, когда закрывала глаза. Она держалась несколько лет, а потом дала маху, и наказанием стала Джун.

Два: Джордан. Самая первая, чудо и проклятие. Девочки не знали, спустя сколько времени после смерти Джей появилась Джордан, но это, несомненно, произошло в пределах нескольких дней. Так скоро, что Хеннесси попросила Джордан пойти вместо нее на похороны, и та согласилась. «Она не желала идти на похороны родной матери?» – уточнил Ронан. «Ты не знаешь, какие чувства Хеннесси питала к Джей», – сказали девушки. В любом случае, Джордан, конечно, не стала возражать. Она что угодно сделала бы для Хеннесси, и наоборот. Они, в конце концов, по сути были одним человеком.

Один: Хеннесси. Кто мог сказать, кем стала бы Джордан Хеннесси, будь она цельной личностью? И если бы Джей не умерла? Может быть, какая-нибудь версия Хеннесси сейчас училась в художественной школе. Может быть, она была слишком хороша для художественной школы – может быть, она уже выбежала из аудитории и ухмылялась где-нибудь в лондонской студии, в окружении знаменитостей и камер. Может быть, она верила в любовь, может быть, плевать хотела на всё, может быть, спала восемь часов в сутки. Или нет. Посмотрите на Дж. Х. Хеннесси. Иногда лучше просто вылить стаканчик водки на могилу и признать, что в этом сердце всегда текла отравленная кровь. Девушки чокнулись и угрюмо согласились.

Все версии Джордан Хеннесси, возможно, были рождены для того, чтобы умереть.

После того как девушки поведали ему свою историю, Ронан не стал озвучивать то, о чем подумал. А именно: Джордан Хеннесси умела врать.

Он не знал, почему, и не знал, глубоко ли коренилась эта ложь, но он достаточно времени провел с Дикланом и мог распознать лжеца.

Хеннесси убивали не двойники.

Ронан сам однажды приснил копию себя. Это вышло случайно. К тому моменту он уже давно научился контролировать свои сны, но еще даже не начал контролировать свою жизнь – и захотел сразу слишком многого. Ставки были высоки: Ронан собирал компромат, чтобы погубить репутацию человека, который велел убить Ниалла Линча. Он хотел сделать так, чтобы этот человек с гарантией оставил Линчей в покое. У Ронана был список предметов, которые предстояло добыть во сне: бумаги, техника, фотографии. Детальные. Отвратительные. Одни вещи было страшнее создавать, чем другие. Некоторые он сумел приснить, лишь слегка подпихнув подсознание – желание их заполучить одержало верх, однако фотографии упорно оставались пустыми. Ронан мог создать их лишь одним способом: сперва срежиссировать во сне жестокую сцену, а затем снять ее на телефон.

Картинки должны были быть жуткие. Душераздирающие. Шантаж человека вроде Колина Гринмантла требовал чего-то большего, чем стандартные изображения трупов. Нужны были ужас и невинность. Ронан решил, что принесет из сна какую-нибудь часть тела в конверте. Злой умысел, запечатленный в фотографиях.

Чтобы добиться результата, пришлось это прожить.

Ронану казалось, что он никогда не отмоется.

Даже во сне он питал к себе отвращение, и вместе с отвращением и стыдом явились его давние враги, ночные ужасы. Ночные ужасы Ронана во многом походили на то, что ему НРАВИЛОСЬ видеть во сне – у них были крылья, клювы, когти – с одной существенной разницей: они ненавидели его.

Они явились за ним, когда он собрал в охапку все гнусные свидетельства и уже хотел уходить. Ронан стоял перед выбором: проснуться, не взяв с собой ничего и зная, что придется попробовать еще раз… или бросить ночным ужасам кость, чтобы унести ноги с добычей.

Он попросил сон создать другого Ронана. И сон явил его так быстро, как будто ждал этой просьбы.

Ночные ужасы набросились на двойника.

Ронан видел это. Все реакции того, другого Ронана были точно такими же, как у него. Он издавал такие же звуки. Точно так же согнулось тело. Руки скребли землю. Двойник посмотрел на Ронана; он понял, почему Ронан это сделал, точно так же, как понял бы и сам Ронан.

– Вали отсюда, – рыкнул тот, другой Ронан, знакомым голосом. – Чтобы это было не напра…

Ронан проснулся.

Он очнулся с полными руками отвратительных фотографий, бумаг и электроники. А на ковре перед ним лежал второй Ронан Линч. Окровавленный, выгнувшийся жуткой дугой, зажимающий рукой зияющую рану на шее. Он хватал ртом воздух.

Он так долго умирал.

Ронан вряд ли видел зрелище страшнее.

Но никаких физических последствий для него это не имело.

Двойники не могли убивать Хеннесси. Значит, она либо врала, что умирает, либо ее убивало что-то другое.

Но он не мог объявить этого остальным. Ронан просто сказал им, что должен поговорить с самой Хеннесси. Одна из девушек – он не различал их, кроме Джордан и Джун – предупредила:

– Сейчас она спит или ругается.

– Я рискну, – сказал Ронан.

Девушки отвели его в одну из многочисленных спален особняка, которую выбрали, очевидно, за наличие штор. Они были задвинуты, и в комнате царил особый полумрак затемненного в ясный день помещения. В спальне стояла тишина, когда Ронан вошел. Как и все другие помещения особняка, которые он видел, она была огромной и нелепой. Благодаря Агленби и дружбе с Ганси Ронан повидал в школьные годы немало богатства, но оно никогда не выглядело так. В подоконники были встроены атласные сиденья. Три зебровые шкуры добавляли измерение полу, покрытому толстым белым ковром. Три пышные мраморные женщины лили из кувшинов воду в желоба, которые вели в смежную ванную; вода в них была застоявшейся, серой и грязной.

Сама по себе кровать представляла пьедестал, куда с трех сторон вели мраморные ступеньки. Ее толком не застелили: кто-то бросил два теплых одеяла поверх голого матраса.

Хеннесси в этом бесформенном гнезде напоминала маленькую черную кляксу.

Она не спала и не ругалась, а тихо плакала. Не горестно всхлипывала – издавала едва различимые, неровные звуки боли. Одной рукой она зажимала рот, словно не хотела, чтобы пустая комната ее слышала.

Вряд ли она слышала, как Ронан вошел.

– Ты ведь наврала? – спросил он.

Плач прекратился.

Хеннесси открыла глаза. Устремила их на него. Они были темные, умные, полные скепсиса.

– Это всего лишь я, – сказал Ронан. – Твои девочки в гостиной. Так что, если ты наврала, можешь перестать притворяться.

Хеннесси села. Казалось, для этого понадобилась масса усилий, особенно чтобы в процессе не издавать звуков. Потом Хеннесси понадобилась минута, чтобы прийти в себя. Она не сердилась, что ее обвинили в притворстве. Она как будто оценивала Ронана.

Хеннесси поинтересовалась: