Читать книгу - "Корсары Балтики - Дмитрий Морозов"

К ладной усадьбе с крепким палисадом и кряжистой мельницей у ручья подлетел всадник, одетый и на военный лад, и на щегольской. Стрелка ерихонки не только поднята, а закреплена столь высоко, что ясно — не собирается обладатель рубиться на саблях, а намеренно превратил хороший шелом в подобие шутовского наряда. Стрелка торчит ровно петушиное перо, задорно и глупо. Броня есть на мужчине, но не для защиты от стрелы или меча, а чтобы брюхо блестело — кольчуга прямо поверх рубахи, без поддоспешника, поверх нее накинут юшман, но не забран застежками, а болтается, словно на корове седло.

Однако вся справа верхового стоила немногим меньше, чем усадьба, к которой он приблизился. А раз есть у человека такой достаток — то сам он себе голова, что да как носить, и в какое время.

— Здесь ли живет боярин Собакин, бывший воеводой в Асторакани? — спросил всадник.

Из-за ворот добротных ему ответили:

— Здесь живет Матвей Иванович, а кто кличет?

— Царской службы человек, — гордо ответил всадник. — Впускай, а то худо будет.

— Все мы в России-матушке царской службы люди, — ответил тот же голос. — Назовись по-божески, именем-отчеством.

— Семен Брыль я, служу опричному воеводе Грязному.

— С опричниками Матвей Иванович дела иметь не станет, — голос сделался желчным. — Больно много гонору вы взяли в последние времена, ровно шляхта какая на Руси завелась.

— Стоят в том лесочке два десятка стрельцов, — сказал назвавшийся Брылем. — Если кликну их? Снимут ворота с петель, а тебя заместо них повесят…

— Скликай свое воронье, опричник, — ответил его невидимый собеседник. — Я стар, мне уже все равно.

— Ты позови боярина, дубина, может, я ему яблочек привез моченых.

— Не можно будить боярина. Почивает.

— Ну, и что делать? — спросил сам у себя Семен Брыль. — Это мы-то шляхта? Почивает боярин, когда его из царской службы спрашивают…

Он привстал на стременах и свистнул. Тут же из рощи выехали оружные стрельцы, хмуро оглядывая усадьбу.

— Станешь будить боярина? — еще раз для порядка спросил Семен Брыль.

— Не стану.

— Пеняй на себя.

Один стрелец запрыгнул на коня другого, быстро

встал ему на плечи, подтянулся на руках — и вот он уже верхом на палисаде. Снизу подали ему пищаль.

— Как там? — спросил Брыль у оседлавшего стену.

— Бегут, Семен Акакиевич, на ходу бронь одевают.

— Валяй, Ваня, — буднично и даже как-то ласково сказал Семен. — Мы могли и добром войти.

Пищаль стрельнула, следом за одним стрельцом на стене оказался еще один, потом единым плавным рывком переместился туда и сам Семен. Правда, без пищали.

— Так и есть, — усмехнулся он. — Ляхи! Далеко же вы вглубь царских земель пробрались, и все, поди, без пошлины подорожной?

Вместо ответа прилетела в него стрела, но лишь оцарапала щеку.

— Гойда! — крикнул он, выхватывая саблю и спрыгивая вниз.

К нему уже неслись поляки, кто как одет и вооружен. Со стен грохнул еще один выстрел, и внутрь посыпались стрельцы.

Семен рубился с толстым, но удивительно проворным и крепким на руку ляхом. Тот дважды полоснул по болтающемуся юшману Семена, но вскользь, не сильно.

— Были, похоже, времена ясновельможный пан, — сказал Семен между выпадами, — когда твоя рука могла многое.

— Она и сейчас, щенок, сгодится! — прохрипел пан, делая неожиданный поворот и рубя Семена по лицу.

Чудом отдернув голову, Брыль зло рассмеялся в лицо пану:

— И далась вам всем ерихонка моя! Раз без стрелки — значит, сразу по роже стегать сабелькой?

— Хитрый ты, — отозвался пан. — Запомнил я твою поганую рожу еще с Данцига.

— А по-ляхски сей город положено Гдыней величать… — Семен в свою очередь слегка полоснул противника по брюху. — Гдыня, а в ней живет Крыся. А уж красившее той Крыси только пан Пшибышевский…

При этом Брыль так яростно свистел и хрипел все соответствующие звуки в фамилии известного деятеля сейма, что его противник, не выдержав насмешки, сделался резок, и ошибся.

— На всякое искусство, — сказал Семен, вытирая саблю о платье пана, — найдется простота. Вольты хороши у тебя были, пан, но зачем такие сложности?

Острый глаз Семена углядел движение возле клети, и он рванул туда.

— Не трожь меня, витязь, — прошипел старик, одетый пышно и очень неряшливо, словно подравшийся с дворовым котом индюк. — Я здесь гостил…

Семен в последний миг прочел что-то по глазам старика, так как успел уклониться в сторону. Колун, взрезав воздух аккурат в том месте, где совсем недавно была голова Семена, ушел глубоко в чахлую грудь старика.

Брыль изловчился и ударил носком сапога в подмышку вторично замахнувшегося врага. Замах от резкой боли превратился в судорожное движение, и колун в итоге огрел по башке самого злоумышленника, не пробил череп, но сильно рассек кожу и слегка оглушил.

— Что, ясновельможный, — спросил Семен, — Не бьют у вас нынче под микитки? Разучились, значит. Вот они — плоды семян ксендзовых побасенок.

— Под микитки, может, и не бъют, — прохрипел крепкий, в летах мужчина, силясь подняться. — А вот так…

Семен, получивший добрую плюху, врезался в клеть и стал оседать на землю.

— …называют у нас «свернуть салазки», — закончил мужчина.

— Хороший удар, — нежно ощупывая челюсть, признал Семен. — Могут еще братушки-славяне, весьма могут…