Читать книгу - "Дневник ангела-хранителя - Кэролин Джесс-Кук"

Назавтра я заняла место в ангел-классе рейса Нью-Йорк — Сидней авиакомпании «Квонтас». Я глядела вниз, на огни на земле, на ангелов, охраняющих звезды и планеты надо мной, и думала о том, что сказала Нан: «Это твоя тренировка». Я сожгла несколько нервных клеток, пытаясь догадаться, что она имела в виду. Почему меня надо тренировать именно сейчас? Не поздновато ли? Или это тренировка для чего-то другого?

И еще я думала о послании, которое ощутила в крыльях в критический момент. Доверься. Я чувствовала облегчение, что решила послушаться, и в то же время была сбита с толку: почему меня наставляли просто довериться? Разве меня не послали в ту машину, чтобы что-то предпринять и предотвратить аварию? А я лишь заставила себя поверить, что каким-то образом все кончится хорошо. Я понятия не имела, как это сработало. Но что-то случилось, когда я это сделала, что-то жизненно важное. На краткий момент я превратилась в кого-то другого. Я была полна решимости сделать еще одну попытку.

И я практиковалась в прекрасном искусстве надежды.

Надежды напрасной, быть может… Надежды, что, возможно, я заслужу благосклонность Бога, и ее хватит, чтобы вытеснить из его памяти мое предательство. Надежды, что, несмотря на видение, которое показала мне Нан и в котором Тео запирали в тюрьме на всю жизнь, все еще существует способ спасти его от этой судьбы, и я смогу в этом преуспеть. Надежды, что я найду способ вернуться к Тоби. Я умерла бы за такую попытку. Даже если бы мне пришлось умереть во второй раз.

Как и предсказала Нан, появились признаки того, что кое-что изменилось и положение улучшилось.

Когда я переехала в Сидней, ушло несколько недель на то, чтобы найти место, где можно будет жить, поэтому я проводила много времени в хостеле в Куги, пригороде восточного Сиднея. Там я делила комнату с несколькими тайскими студентками и женщиной из Москвы, которая не покидала номер ни днем ни ночью, курила большие толстые сигары и пила водку.

Возвращение моего пристрастия к алкоголю было, в сущности, неизбежным: вскоре я присоединилась к ней, и моя цель найти дом, работу и жизнь исчезали в бесчисленных бутылках, помеченных русскими буквами.

Марго приземлилась в международном аэропорту Сиднея ранним утром сентябрьского понедельника. Я представила, как буду делить с ней ту отвратительную комнату в Куги, и предложила, чтобы она двинулась прямиком в Мэнли[49]и сняла квартиру с видом на пляж.

Правда, я слегка поспешила с предложением квартиры — я снимала ее с начала декабря того года, — но мысль о Мэнли запала Марго в голову, и она спросила, как туда проехать. Сперва автобус, потом паром, и вот она тащит свой чемодан по набережной, с разинутым ртом глядя на ряды араукарий, которые внезапно появились в поле ее зрения, как гигантские рождественские ели, на полосу песка цвета слоновой кости, на индиговую бахрому океана, сбивающего с досок новичков-серфингистов.

Когда я направила Марго в нужную сторону, в моих крыльях появилось послание. Более сильное, чем я когда-либо испытывала. Не просто послание, а поток, циркулирующий по моему телу, и вместе с течением — образ Марго, ее волосы снова длинные и светлые, она идет по полям, мимо озера, к дороге на склоне холма. Я осмотрелась по сторонам в поисках такого же места, потом порылась в воспоминаниях. Нет, ничто не напоминало мне место, которое я только что видела. Такого не было ни в одной из запомнившихся мне частей Сиднея. А потом я поняла: женщина в видении не была Марго. То была я.

Наблюдай. Защищай. Записывай. Люби. У меня ушло тридцать с лишним лет, чтобы уразуметь отсутствие слова «изменяй» в этом наборе указаний, как и отсутствие слов «влияй» и «контролируй». Поэтому, пока Марго брела по улицам Мэнли, сонная после смены часовых поясов, сокрушенная красотой этого места, я, как мантру, повторяла нараспев четыре слова. Я противилась желанию подтолкнуть ее в направлении той роскошной квартиры с просторной жилой комнатой и балконом, нависающим над пляжем, с кроватью под пологом, с медной ванной, кофейным столиком, внутри которого плавали тропические рыбки. Я держалась поодаль, пока Марго бродила по этому месту в этом времени, как будто ничего подобного раньше не случалось, как будто на самом деле все происходило прямо сейчас.

И думаю, я поняла, что провела значительную часть последних пятнадцати лет в роли родителя, полностью забывшего, что это такое — мечтать о Рождестве, каково входить в магазин игрушек, когда тебе пять, шесть или семь лет, и почему места вроде Диснейленда требуют маниакального пристрастия к тысячам децибел. Привилегия жить в настоящем открывала бесконечный ряд возможностей для энтузиазма и изумления. Но не в моем случае. В результате мне точно так же не хватало понимания в отношении Марго, как ей самой не хватало понимания в отношении Тео, отчего она причиняла ему боль. И мне не хватало по отношению к ней прощения.

Поэтому я попробовала новую систему: я позволяла Марго спотыкаться, позволяла падать и, если она падала слишком низко, поднимала ее и направляла туда, где ей следовало быть. Как тогда, когда в свою первую ночь в Австралии она переходила от возбуждения и эйфории к ощущению потерянности и одиночества. Она взяла номер в отеле на набережной и провела двадцать минут, глядя на мини-бар. Не надо, предупредила я. Она поколебалась, потом скинула ноги с кровати и распахнула дверцу. Лучше не надо, сказала я. Ты же алкоголичка, милая. Твоя печень этого не выдержит. И вот она выстроила в ряд три бутылки «Бейлиса» и полбутылки джин-тоника, прежде чем посмотреть на свои дрожащие руки, и подумала, абсолютно сама: «Может, мне надо остановиться?»

В точности как мне и запомнилось, Марго решила составить план. Думаю, можно назвать его набором целей. Я никогда не была особо сильна в составлении списков. Куда лучше мне давались зрительные цели. Итак, Марго сидела, разбросав по полу номера газет и журналов, вырезая картинки, которые изображали, чего она хочет добиться в жизни. И когда она вырезала изображения дома с белым забором, котят, встроенной кухонной плиты, голубя, Харрисона Форда, хлынувшие мне в голову образы моих собственных целей были почти идентичными. Я наблюдала, ухмыляясь, как она вырезала из фотографии Харрисона Форда глаза, потом вырезала челюсть и нос Ральфа Файнса[50]и скальпировала рыжеволосого мужчину-модель. Она сложила куски вместе, создав коллаж Тоби.