Читать книгу - "Лунный бархат - Максим Далин"

— Поговорить, — сказала Клара мягко. — Только с глазу на глаз.

— Не о чем нам говорить.

— Леш… пожалуйста…

Лицо Клары оттаяло, глаза выглядели тусклыми, как темные опалы на браслете. Опасность неукротимой стихийной силы уже не исходила от нее темными волнами. Ей, пожалуй, действительно хотелось поговорить, и Лешка решился.

— Слышь, Энди, — сказал он, смущаясь, — я тут скажу пару слов.

Энди усмехнулся, кивнул и ушел. Клара взяла Лешку за руку, отчего он поморщился, и они вместе ушли в затененную нишу за эстрадой.

— Что ты хочешь сказать? — хмуро спросил Лешка, усевшись.

— Ты зря сбежал. Я тебя не гнала.

— Я не сбежал.

— Ах, ушел! Все равно зря.

— Захотел — и ушел.

— Теперь будешь злиться на меня?

— Интересно, а чего бы ты ждала?

Клара прикусила губу, усмехнулась — у нее снова был отрешенный прислушивающийся вид. Лешке это не понравилось.

— Ты чего это задумала?

— Да ничего. Просто сегодня первый раз мсье Жоффруа пришел, со своим миньоном. Новеньким. Ты его знаешь.

— Никого я не знаю. И до Жоффруа мне дела нет.

— А этого типа зовут Дрейк. Хотя он теперь Мигель, видите ли. Он теперь, видите ли, крутой. Как же — он мсье Жоффруа позвонил, не кому-нибудь, а тот его взял под крылышко. Орла недостреленного.

— Слушай, Клара, мне наплевать! Поняла?

— Поняла, поняла, просто думала, что тебе интересно. Мне-то что? Просто за этим Дрейком Энди бегает, а мсье Жоффруа — ни ползвука. Чем бы дитя ни тешилось…

Кровь бросилась Лешке в лицо.

— Ты врешь!

Клара коротко, зло рассмеялась.

— Вот еще. Зачем мне? Ведь этот милый мальчик — не мой компаньон. Просто он Дрейка облизать готов с головы до ног. Чистая сила у нечистой силы, видишь ли…

— Ты врешь! — почти выкрикнул Лешка.

— И не думаю. Твой Энди с порога к нему побежал. Они лижутся в холле. Мне даже отсюда слышно.

Лешка вскочил, опрокинув стул, и выбежал из зала.

Ему изо всех сил хотелось, чтобы слова Клары оказались самой подлой и грязной ложью — но через миг пришлось убедиться в ее правоте. Дрейк и Энди так самозабвенно целовались в простенке между двумя колоннами, что даже не заметили сразу Лешкиного присутствия.

Дрейк, шикарный, как все Вечные Князья, Дрейк в черной шелковой рубашке и бархатных штанах, будто ему не привыкать, будто всегда был вампиром, Дрейк с бесцветными глазами, в которых появились красные огоньки — такой спокойный, надменный, уверенный в себе, сволочь, и Энди с такой знакомой Лешке детской, лукавой, кокетливой миной — они оба были так спокойны и так нежны, будто вся эта мерзость — в порядке вещей. Будто это совершенно нормально — здесь, чуть ли не посреди зала, где каждый может увидеть. Будто это не должно ни удивлять, ни шокировать, ни бесить, как самое обычное дело.

И когда Лешка встретился взглядом с Дрейком, наконец-то его заметившим, и увидел его лицо, понимающее, насмешливое, снисходительное — что-то внутри разбилось со звоном, и в живую плоть воткнулись осколки. Лешка выскочил на мороз без куртки и шапки, торопясь, дрожащими руками, отпер машину — и она, как послушное животное, завелась с пол-оборота.

Кажется, Энди выбежал следом, но это уже не имело значения.

Все оказалось враньем, предательством и враньем.

Жалеть, уговаривать себя, слушать объяснения уже не имело смысла. Если враньем было все с самого начала, что можно поправить объяснениями! Сила… Чистая сила.

Конечно, любой из них на что угодно готов ради этой поганой силы. И вранье началось еще тогда, в квартире Вадика, когда он настоял на своем, заставил оставить этого гада в живых, а потом забрал его телефон. Поразвлекаться хотел, видите ли

Поразвлекался.

Обнимался. В глаза заглядывал. Говорил что-то миленькое.

Вот от чего, собственно, было так погано на душе, когда он забрал телефон, когда устроил аукцион этот дурацкий. Все ясно. Просто чувствовалось, что это не просто так — игрушечки. Что кончится гадко, гаже не бывает.

Сдохнет он, как же. Сдох уже. И теперь эти дохлые снобы, эти Вечные Князья, черт бы их побрал вместе их с силой, просто рады-радешеньки принять его в свое избранное общество. И Жоффруа этот, и Артур — сливки, скажите на милость. И вот все снова по-старому. Он — как новенький, он — как всегда, спокойный такой, как танк, простой такой — будто для него это все привычно, понятно, нормально… ТАК обниматься, ТАК лапать, мать твою — и кого!

Лешка бросил машину у подъезда дома. ОН наверняка сперва придет в гараж и будет ждать там. И пусть. К лучшему. Пусть поизображает дружеское участие — больно это здорово у него выходит. Не придерешься.

Лешка вошел и оглядел свое жилище отстраненным чужим взглядом. Здорово оно все-таки стало нежилым в последнее время. Вроде бы чисто, а все равно как-то… В гараж Лешка переселился, вот что. И все из-за того же. Из-за того, что стыдно перед Маргошкой. Дожили.

Марго смотрела с фотографии с легкой улыбкой. И волосы у нее развевались, и загорелые плечи были низко открыты, и глаза блестели.

Лешка моргнул, снова моргнул, борясь со слезами, которые некстати сами собой поднимались откуда-то снизу. Вытащил из чулана точило. Достал из пластикового сундучка со столовыми приборами Маргошкину серебряную ложку. Мысленно прикинул длину ручки. Сантиметров пятнадцать-двадцать, а больше никому и не надо.

Навести и заточить лезвия было делом пяти минут. Серебро — мягкий металл. Только держать заточку получилось неудобно. Но — на один раз хватит.

Лешка успел завернуть ложку в салфетку и сунуть в карман, а точило запихнуть обратно, перед тем, как в дверь позвонились.

Явился.

Лешка включил телевизор, поймал ночной канал и уселся в кресло.

Он позвонил еще раз, потом, судя по всему, прошел через дверь. Секунду возился в коридоре. Вошел в комнату, уже босой и без куртки. Сел на пол рядом с креслом, положил ладошки на подлокотник.

— Я думал, ты в гараж поехал.

Мне плевать, что ты думал.

— Ты сердишься, да?

Много чести на тебя сердиться.

— Леш, понимаешь, у Вечных своего рода закон… не оставаться в долгу… а Дрейк…

— Слушай, ты можешь оставить меня в покое?! Просто на некоторое время заткнуться, а?!

— Леш, мне просто не хотелось, чтобы на нем мой след остался. Пусть он там… сам по себе…

— Отвали.

Встал, постоял пару минут над душой. Взял с комода свернутый плед, бросил на диван. Сходил на кухню. Кагора хлебнуть — звякнул бутылкой об стакан. Вернулся, лег, повернулся лицом к стене.