Читать книгу - "Билет на ладью Харона - Василий Звягинцев"

Чекменев выпил, с неприятным ощущением, что действительно начал делать ошибки. Ему вдруг показалось, что князь уже начал вживаться в роль будущего диктатора-самодержца, смотреть на окружающих с подобающей надменностью, считать произносимые слова истиной в последней инстанции. И что-то дрогнуло у него в душе.

«Нет, наверное, больше всех прав Ляхов. Немедленно следует самому провериться на его „верископе“ и всех на нем проверить. Ужас, что делает с нами причастность к власти». Генералу на самом деле стало стыдно. От кого-кого, а уж от самого себя не ждал он такого ползучего, изнутри возникающего раболепства.

И неоднократно уже обсуждавшаяся им с Ляховым проблема подбора кадров представилась в несколько новом свете.

Тут же, пересиливая себя и одновременно испытывая некоторое даже мазохистское удовольствие, он, предварительно выпив еще одну рюмку зеленоватой, на чесночных зубках, водки, сообщил князю суть посетивших его мыслей:

— Да, Игорь, в том и беда. Совершенно также моментами и я себя ощущаю. Одно дело — заштатный Местоблюститель, совсем другое — вообразить себя Императором, равным Александру Второму. Воображаю: вот, не для собственной корысти, для блага державы исключительно возьму всю полноту власти, стану править мудро, строго и так далее… И останавливаю себя. А сумею ли?

— Олег Константинович, если почитаете дневники ваших предков и предшественников, увидите: всех их эта тема волновала. Хотя и не в той мере. У них легитимность власти вопроса не вызывала.

— У меня тоже не вызывает. Я другого боюсь. Выпьем?

— Выпьем.

После третьей рюмки проблемы стали рисоваться несколько в ином ракурсе. Все же Игорь и Олег Константинович были друзьями еще с тех пор, когда вопросы власти и взаимоотношений внутри ее так остро не стояли.

И на «ты» разговаривали спокойно, и не брали в голову возможности будущих исторических свершений.

— Ты, помнится, говорил что-то насчет Тарханова. Будто бы Маштаков его словчился в параллельное время перекинуть и тут же обратно вернуть. Так? — спросил князь.

— Так. Он, испуганный вторжением наших ребят, решил воспользоваться своим аппаратом, выбить их всех в другое время, а потом спасаться самому. Но сработало только на Тарханова, причем всего на несколько секунд. Полковник выскочил в странное место и тут же вернулся обратно. Маштаков потом сам был очень удивлен и связал этот факт с тем, что Сергей уже попадал под воздействие прибора и приобрел некоторую… сенсибилизацию[23].

— Забавно. Тогда и Ляхов тоже?

— Можно предположить, — согласился Чекменев.

— Так отчего на них данный эксперимент еще раз не провести? Совершенно добровольно, разумеется. Или — не добровольно. Присягу они давали, чины и награды приняли. Пусть и дальше послужат. Чем рейд в тыл врага опаснее прогулки в иное время?

— Знаешь, Олег, — перешел Чекменев на дозволенное ситуацией обращение, — тут, по-моему, несколько другое.

— Не вижу, — пожал плечами князь. — Настоящий солдат должен с готовностью хоть в ад пойти по приказу и сатану за хвост притащить.

— Но посылать обоих сразу… У Ляхова сейчас еще один очень важный проект в разработке. Методика выявления генетических возможностей и составления полной карты личности любого человека. Помнишь, мы говорили?

— Я все помню. Тема важная, но не первоочередная. Там, кажется, у тебя еще кто-то научной стороной занимается? Вот пусть они все доведут до стадии массового применения, а потом Ляхов вернется и приступит. Причем ты мою мысль целиком не уловил. В том и смысл, чтобы их обоих сразу проверить. Если для перемещения в параллельный мир необходима предварительная сенсибилизация объекта — значит, следует отрабатывать этот процесс. На них-то воздействие было шоковым, а требуется нечто помягче, желательно — вообще неощутимо для кандидатов в «хрононавты». Если же это независимый, доступный любому неподготовленному человеку эффект — тогда совсем другое.

Кстати, в дальнейшем и первую, и вторую программы можно объединить.

Короче, тема тебе поручена, ты и работай. Мне — результат доложишь. Не собираюсь тебя учить, но операцию проведи так, чтобы никто из ее участников, да-да, Ляхова с Тархановым это тоже касается, до последней секунды ни о чем не подозревал. Слишком многое стоит на кону, и слишком много утечек информации происходит последнее время. А у меня другие заботы тоже есть. Пока свободен. Срок — неделя. Получится раньше — хорошо.

Чекменев направился к себе, соображая, как все поаккуратнее организовать. Ему не очень хотелось использовать полковников втемную, но и в словах князя свой резон был.

Игорь до сих пор окончательно не решил, как следует относиться, например, к связи Ляхова с семейством Бельских.

Пустить до времени все на самотек, наблюдая за деятельностью Вадима со стороны, или перехватить инициативу, рискнуть, поехать к прокурору домой, ни в коем случае не в контору, и бросить карты на стол. Или, мол, ты полностью с нами, или…

А что — «или»? Убивать его, что ли, если разговор не сложится? Вариант кризисный, совсем несвоевременный. Придется еще потянуть, по-прежнему полагаясь на дипломатические способности Вадима. И ждать, когда система «верископ» заработает в полную силу.

Черт, не хватает людей, категорически не хватает, а клубок событий и проблем запутывается слишком быстро.

…Буквально о том же, о катастрофической нехватке надежных и талантливых помощников, думал сейчас и князь, прижавшись лбом к оконному стеклу, глядя на коловращение людей в пространстве между Манежем и Китайгородской стеной.

Отчаянный, безрассудный и безответственный риск был не в характере Олега Константиновича. «Аут Цезарь, аут нихиль!»[24]— не его девиз. Шансы на выигрыш велики, но цена проигрыша неприемлема.

Проклятый человеческий фактор! Пойти на мятеж, ну не на мятеж, конечно, а на «восстановление исторически присущей России системы государственного управления», и в момент, когда ничего уже нельзя будет изменить, вдруг узнать, что армия, четырехмиллионная Российская армия его не поддерживает. И даже не сохраняет нейтралитет, а выступает на стороне «законного правительства».

Вот и конец, не только его личным планам, это бы еще не беда, всегда можно, по южноамериканской традиции, бежать на самолете, в окружении верных соратников, в места достаточно комфортные и безопасные. Или, что тоже не исключено, пасть в последнем бою на Кремлевской стене.

Главная, непоправимая беда и его историческая вина будет в том, что навеки окажется похороненной святая идея возрождения самодержавия.

Оттого-то, не раскрывая главного, стратегического замысла даже Чекменеву, он так ухватился за идею параллельного времени, или пространства, какая разница. Нет, материальные ресурсы, которые можно оттуда извлечь, его интересовали тоже. Но главное — это возможность маневрировать своими незначительными вооруженными силами за пределами этого мира. Только представить — полк, бригада или дивизия исчезают в заранее подготовленный портал, беспрепятственно совершают марш-маневр на любое расстояние, строятся, как на учениях с условным противником, в боевые порядки и наносят внезапный, неотвратимый удар, пусть и по многократно превосходящему неприятелю. После чего осваивают захваченную территорию или опять уходят в безвременье, исходя из задачи и обстановки.