Читать книгу - "Истории оборотней - Галина Черная"

Со дня премьеры и изгнания дьявола с Базы уже столько времени прошло? А словно бы было только вчера. До сих пор хоббиты автографы просят. И этот то и дело витающий в воздухе запах серы… хотя это, может быть, уже кто-то из наших.

— О, у нас все хорошо, и, конечно, я безмерно счастлив. Но сейчас меня обрадовало другое, что я на миг позабыл даже о своей безграничной любви к Анхесенпе! Ведь уже завтра, возможно, я увижу его, моего кумира, великого Наполеона Буонапарте!

— Великого и ужасного, — скривившись, передразнила я.

— Великий и ужасный — это Гудвин. А Наполеон он… он — триумфатор Аустерлица, гениальнейший из полководцев, виртуоз военной стратегии и тактики, маленький капрал, ставший бессмертным императором Франции, пожиратель королей и перекраиватель карты мира!

— Корсиканский людоед, двумя словами, — осадила его я. — А ты — приспешник тиранов и недалеко от него ушел. Не можешь не восторгаться кровопролитием?!

Алекс успокаивающе погладил меня по руке, продолжая наворачивать гречневую кашу с молоком, которая частенько подается у нас на завтрак. Каши у Синелицего всегда очень вкусные, не оторвешься, и я решила временно игнорировать Профессора и дать мужу спокойно поесть.

— Ну, хватит по-женски истеричных обвинений, скорее заканчивайте с едой, и я ознакомлю вас с материалами к делу! Лично я уже перекусил с семьей, но если ты мне отдашь вон ту котлетку, то скорее управишься с макаронами.

— Но я сама хочу ее! — вскричала я, попытавшись помешать ему забрать котлету, пока она не исчезла в его весьма объемистом желудке. И заранее проиграла — у котов врожденная способность к перехвату кусков с чужих тарелок, они виртуозы в этом деле, как будто только этот навык и отрабатывали в процессе эволюции.

— Поздно, милочка, — возразил агент 013, активно жуя и отправляя в рот последний кусок моей куриной люля. — А теперь в библиотеку! Там стулья удобнее и… ай!

Я реабилитировалась, ловко запустив длинную макаронину ему в лоб! Не так обидно за «проигранную» котлетку, а теперь действительно можем пройти и в библиотеку…

— Итак, ученые захотели повернуть историю вспять и узнать, что было бы, выиграй Наполеон Ватерлоо! Вопрос, а при чем тут мы, оборотни? Наша задача — разбираться с нечистью, не так ли? Но не будем спешить с выводами, друзья мои…

Профессор нацепил на нос очки и важно раскладывал перед нами карты военных действий, когда двадцать минут спустя мы с комфортом устроились за нашим постоянным столом в дальней части библиотеки. Здесь и тишина, и атмосфера непередаваемая, ибо ничто не сравнится с запахом пыли от старых электронных книг.

— Ужас какой! — всплеснула руками я. — Зачем менять итоги Ватерлоо?

— Ради научного эксперимента, о недальновидная, — презрительно глянув на меня, протянул кот. — Но потом они все вернут назад…

— Если получится, — значимо завершил командор.

— Именно. С этой целью туда и отправимся мы. И хоть официально мы не имеем права вмешиваться в деятельность Базы ученых, но… Здесь нам пригодится одна маленькая, но весьма важная деталь, которою мы можем тайно воспользоваться.

Мы с мужем сплели пальцы рук над линиями наполеоновских атак. Задание казалось жутко важным и требовавшим очередного спасения мира. А кто его будет спасать? Вэк… но это даже не вопрос — когда героям с открытым забралом нет пути, на тропу войны выходят оборотни… То есть мы!

— Однажды знаменитая парижская картежница Мария Анна Ленорман,[30]— важно продолжал Профессор, — на чьих картах я частенько гадал тебе, милочка, сделает ли тебе мой друг агент Орлов предложение…

Я смущенно хихикнула, оправдывающимися глазами стрельнув в сторону Алекса.

— …нагадала тогда еще молодому и полному амбиций лейтенанту Буонапарте скорую смерть от черной кошки. Да не простой, а той, в чьем изящном тельце была заключена душа его бывшей возлюбленной, брошенной им! Жгучая черноволосая испанка покончила с собой, не перенеся мук разбитого сердца. Но она так сильно любила его и так ненавидела, что душа ее, переродившись в новом теле, не забыла этой ненависти, и ей предначертано преследовать Наполеона, чтобы в конце концов привести его к гибели! Суеверный корсиканец поверил в это и даже со временем приобрел странную фобию — боязнь кошек. По-научному говоря — эйлурофобию. Но в тот роковой день он не сломился под страшным известием, а тут же предпринял решительный шаг, велев гадалке в двадцать четыре часа покинуть Париж. И она была вынуждена бежать, опасаясь расстрела!

— О-очень благородно поступил со старушкой, еще и не заплатил небось, — скептически сощурилась я. — И как это поможет нам не дать ему победить под Ватерлоо? Нет, можно перекрасить тебя в радикально черный цвет? Но ведь тебя выдадут твои «колокольчики». Хотя ты можешь сделать операцию, она безболезненная, если морфин окажется непросроченным. Мхм… а это идея! Правда, с семейной жизнью после этого придется завязать. Но если все-таки решишься ради дела пойти на кастрацию, то я могу попробовать утешить Анхесенпу…

— Ка… какая кастрация?! Тебе умные мысли вообще когда-нибудь приходят в голову? На моей памяти — нет. Поэтому лучше уж помолчи, женщина!

— А кто это Наполеону на портрете рожки пририсовал? — ткнул пальцем Алекс, чтобы разрядить слишком накалившуюся обстановку.

— Ах, это мой негодник, Агент 014, или, как мы с Анхесенпой его называем, Стальной Царапка. Совсем от лап отбился, совершенно невозможно за ним уследить. Хорошо хоть нарисовал-то?

— Да он просто гениальный котенок, у него твои способности!

— Думаешь?

— Без сомнения, одно из доказательств этому — его солидарность со мной в отношении этой жестокой личности, Наполеона, — поддела я. — Нарисовать рожки оплоту зла не каждый трехмесячный ребенок может. Надо же, кажется, подрастает новый агент Базы, и я не удивлюсь, если в нашем деле ему суждено побить и положить на обе лопатки своего отца!

Профессор, смущенно сияя, потупил глазки. Конечно, мне просто было не в лом сказать приятное другу, но, кажется, кот принял мой комплимент, как весьма близкий к истине. Агент 013 продолжал выжидательно светиться, надеясь на дальнейшие похвалы в адрес своих талантливых отпрысков. Но мне быстро надоело тешить его необъективное отцовское тщеславие.

— Эй, в конце концов, мы сегодня вернемся к делу или нет? Меньше чем через сутки нам вылетать на задание, а мы все о котятах. Вернемся к баранам.

— На этот раз как никогда нам необходим четко проработанный план, — подобрался наш умник. — Мы не имеем права на ошибку. История не простит.