Читать книгу - "Зона поражения - Василий Орехов"

– Форс-мажор, Хемуль. – Ковригин наконец справился с собой, сделав вид, что не расслышал оскорбления. – Кроме того, неприкосновенность бродяг священна, истинная правда. Ты бродяга, и ты можешь катиться ко всем чертям. Эти шпаки, – он кивнул на дверь, за которой скрылись мои клиенты, – нужны Клещу, и они временно погостят у нас. Точка.

– Ни хрена себе день начинается, – буркнул я. – Зарываетесь, организмы. Серьезно зарываетесь. Своими руками себе могилу копаете. Наши этого так не оставят.

– Мы побеседуем об этом с Бубной, – хмыкнул Ковригин. Физиономию его перекосила кривая усмешка – левая половина лица полумутанта была неподвижна после контузии. – Отдыхай, Хемуль. – Он звонко щелкнул пальцами в направлении бара, если только пыльную полку с полудюжиной бутылок и советский прилавок перед ней можно назвать баром. Пальцев у темного тоже было шесть. – Митя, браток, налей-ка товарищу водки. Клещ велел.

Я не пошевелился за столом, поэтому бармену Мите, повинуясь жесту Ковригина, пришлось поднять задницу из-под прилавка и принести стакан лично. Думаю, в другое время он охотно выплеснул бы весь стакан мне в морду, но сейчас ему приходилось подчиняться старшему. Субординация у темных очень строгая, и те, кто подвергся мутациям позже, вынуждены слепо слушаться старожилов. Впрочем, потом, когда старики погибают или умирают от лучевой болезни, бывшие новички с лихвой отыгрываются на молодежи. Давно ли сам Клещ стоял за стойкой бара «Сталкер»?.. Я, по крайней мере, еще помню такое.

– Это бесплатно, Хемуль, – пояснил Ковригин, хлопнув меня по плечу. – Мир?

Резким движением плеча я сбросил его руку.

– Я хочу поговорить с Клещом.

– Клещ занят, – терпеливо произнес Ковригин.

– Мне плевать.

– Сиди и не рыпайся, дорогой. – Ковригин явно начал терять терпение. – Клещ все тебе объяснит, но позже.

– Уроды вы с Клещом.

На лице темного не дрогнул ни один мускул.

– Отдыхай, Хемуль, – бесстрастно проговорил он, глядя поверх моей головы. – Утром ты сможешь поговорить с Клещом. Ночлег тоже за наш счет.

В дверях показались Махмуд и Космонавт. Ковригин молча обменялся с ними несколькими непонятными жестами, кивнул на меня, забросил автомат на плечо и скрылся в служебном коридоре. Космонавт привалился к стене возле двери, без интереса поглядывая в мою сторону. Махмуд переместился ближе к лестнице, ведущей наверх.

Я задумчиво посмотрел на халявный стакан с водкой, стоявший на моем столе. Однако не пропадать же добру. Я выцедил его маленькими глоточками, как научил меня один мичман, поставил на стол и зажевал бутербродом с селедкой, оставшимся от туристов. Окинув повлажневшим взглядом обеденный зал, я заметил, что ни Грека, ни его команды, ни типа с фингалом в помещении уже нет.

Ну, ладненько.

Выбравшись из-за стола, я подошел к дверям, ведшим в служебные помещения бара. Космонавт заступил мне дорогу.

– Нельзя сюда, Хемуль.

Я без предисловий от души двинул ему коленом под дых. Космонавт, ожидавший от меня чего угодно, но только не такой откровенной подлости, не успел блокировать удар и согнулся пополам, на время лишившись дыхания. Я попытался прорваться внутрь, но мне наперерез бросились Махмуд и скатившийся с лестницы Варвар. Воспользоваться автоматами они не могли, потому что я, ухватив за загривок Космонавта, потерявшего от ослепительной боли всякую способность соображать, превратил его в живой щит. Вышибалы попытались схватить меня за руки, но я так просто не дался. Махмуд пропустил пару крепких ударов и временно сбавил обороты. Я поднырнул под клешни Варвара и отступил вместе с заложником в дверной проем, оказавшись в длинном сумрачном коридоре, где воняло застарелой сырой говядиной и пролитым несколько недель назад кефиром.

В обеденном зале было сумрачно, но в коридоре, ведущем в служебные помещения бара, света было вдвое меньше. Волоча за собой хрипящего Космонавта, я пятился по коридору в глубь магазинных катакомб, пока наконец меня не прижали к стене на повороте. Я толкнул Космонавта прямо на преследователей, пытаясь выиграть еще пару мгновений, но темные вышибалы знали свое дело туго. Через секунду я оказался на коленях и с заломленными за спину руками у ног Махмуда. Махмуд был бывшим тюремным охранником и очень любил демонстрировать на строптивых посетителях свой фирменный прием, который у них в колонии назывался «и на конвоирование»: ладонь сзади на лоб, два пальца в глаза и голову противника запрокинуть назад. Самый крутой амбал при этом теряет интерес к активному сопротивлению, особенно если одновременно заломить ему руку за спину. Если интерес к сопротивлению все еще не потерян, достаточно надавить на глаза посильнее, чтобы строптивец сделался шелковым. «И на конвоирование», – обычно с удовольствием приговаривал Махмуд, сопровождая скорченного, бессильно матерящегося посетителя к выходу.

Махмудом его, кстати, прозвали вовсе не потому, что он был азиатом или мусульманином. А вот почему – сам не знаю. Никогда не интересовался.

В дальнем конце коридора со скрипом приоткрылась обычная деревянная дверь, выкрашенная ядовито-зеленой масляной краской. Мимо такой двери пройдешь и даже не подумаешь, что за ней может находиться что-то еще, кроме хозяйственного инвентаря или туалета для работников бара.

– Хватит, отпустите его, – брезгливо сказал Клещ, выглянув в коридор. – Пусть заходит.

– Но босс!.. – страдальчески проскрипел Космонавт, который уже мог дышать, но еще не обрел в полной мере дара речи.

– Я неясно выразился? – очень удивился Клещ.

С заломленными руками меня протащили по коридору, несколько раз по пути мстительно чиркнув головой о стену, и с силой втолкнули в кабинет Клеща. Дверь за мной захлопнулась.

– Ну? – коротко поинтересовался Клещ, угрюмо разглядывая меня.

Я с достоинством отряхнул куртку, приблизился к столу, взял стул у стены, сел на него и закинул ногу на ногу. Темный терпеливо наблюдал за моими действиями.

«Кабинет Клеща» – это, конечно, громко сказано. Крошечная обшарпанная каморка с голыми и грязными бетонными стенами, в которой батя Клещ ворочает финансовыми потоками, сопоставимыми с теми, что проходят через Бубну. Древний полуразвалившийся стол, видимо, еще советских времен, утащенный темными из какой-то бывшей конторы. Два стула, оба протертые до дыр, того же происхождения, судя по всему. С потолка свисает мутная, засиженная мухами лампочка на электрическом шнуре. На стене какая-то дурацкая карта, пожелтевшая, тоже старая-престарая. На другой стене большой календарь, грязный, весь выцветший: «С Новым 2013 годом!» Аскетизм как он есть.

– Баранки гну, – сказал я, устроившись на стуле и внимательно посмотрев на собеседника. – Какого черта, брат?

– Так надо, брат, – отозвался Клещ, глядя на меня из-под полуприкрытых век. Он стоял у стены, прислонившись к карте и сложив руки на груди. Если бы я захотел, я бы сломал ему шею в две секунды, и он не успел бы даже переменить позы. И он это знал. И еще он знал, что я этого никогда не сделаю, разве что он тронет Динку. И мне это было известно тоже.