Читать книгу - "Мишень - Максим Суховей"

Масла в огонь подливали рассказы разведчиков — по их словам, отойдя на несколько километров от лагеря, им случалось попадать в местности, на карте не обозначенные, с совершенно иным ландшафтом и климатом, но все попытки повторить маршрут кончались ничем. Пустыня и впрямь смеялась над жалкими потугами адъюнкт-профессора организовать «попадания» в какую-то систему, и от самоубийственных экспериментов на себе его удерживало только то, что Марта, штатный «полевик» И-группы, ждала ребенка.

Собственно, именно будущий ребенок и изменил расклад. Ребенок — и еще то, что Марта Лебовски наотрез отказалась возвращаться на Большую землю… Энтузиасты, усмехнулся про себя Олег — но усмехнулся не снисходительно, а скорее уважительно: о таких персонажах ему, пожалуй, только в книжках читать доводилось.

…Итак, Марта Лебовски свою работу прерывать не собиралась, о чем прямо и недвусмысленно заявила мужу. Тот, конечно, упирался и настаивал, но только он и сам был из породы энтузиастов, и бросать на полдороге исследование ему было что фунт мяса от себя отрезать, а полтора года в пустыне с нулевым результатом поставили бы жирный крест на его академической карьере… Да и Марта, похоже, умела убеждать. Так или иначе, осталась чета Лебовски в составе медленно, но неотвратимо тающей группы особо упертых исследователей.

Конечно, Марта дала мужу слово, что воздержится от дальних вылазок, но в тот день пыльная буря застигла группу во время вполне рутинного обхода участка в паре километров от лагеря — разведчики, двое солдатиков из первого взвода взахлеб рассказывали, что попали здесь в средневековый город и прошли его насквозь, при том, что никто из обитателей практически не обратил на них внимания. В общем-то такие происшествия стали здесь почти привычными. По старой памяти все явления «чужих» ландшафтов звали миражами — да вот только ни фига это были не миражи. То солдаты притаскивали в доказательство охапку каких-нибудь тропических растений, то метеорологи — образчики горной породы, каким тут по всем признакам не место… А один ретивый капрал даже не поленился, припер из очередного «миража» ядро от катапульты — нормальный такой круглый булдыган с хороший арбуз, явно обработанный человеческими руками…

«Миражи» пропадали, как и полагается миражам, но если поторопиться, «нюхачи» обнаруживали там, где их видели, слабенькую остаточную эманацию. Марк, стажер из «викингов», клялся и божился даже, что он «зацепил след» и готов проверить, куда он ведет — да только кто б ему позволил… Ну а Марта, даже будучи на пятом месяце беременности, возможности побывать на месте появления очередного «миража» старалась не упускать.

В общем-то, в том, чтобы потерять из виду остальную группу во время короткой, но довольно неприятной пыльной бури, ничего критичного не было: и рация у Марты с собой была, и компас, и до лагеря рукой подать… Да и заблудиться где бы то ни было для «полевика» — дело немыслимое. Вот только выбравшись из-под бархана, где укрывалась от ветра, и стряхнув с себя песок, Марта обнаружила, что она не одна.

Позже она рассказывала, что ей даже не пришло в голову испугаться, хотя выглядели сарацины вблизи достаточно странно. Воображение само, без участия разума, дорисовывало образ воинов в легких, ажурных кольчугах, в конических шлемах, обвитых полотняными тюрбанами, узоры шитья на одежде, золотую филигрань на ножнах ятаганов, хищные, горбоносые лица, полускрытые тонкими шарфами, быстрые, насмешливые глаза… Но Марта откуда-то знала, что никаких кольчуг и тюрбанов там и в помине нет. Угрозы от них не исходило — она скорее чувствовала что-то похожее на любопытство с их стороны, некий интерес, который с небольшой натяжкой можно было назвать доброжелательным.

Между сарацинами происходил какой-то обмен… мыслями?.. образами?.. эмоциями?.. Они, кажется, пытались включить Марту в свой круг общения — и для нее это было мучительно — как слушать разговор на полузнакомом языке, когда знакомые вроде бы слова никак не хотят связываться во что-то осмысленное. Потребовалось некоторое время, прежде чем она поняла, что сарацины обращаются на самом деле не к ней, а к ребенку — ее будущему ребенку. И вот тогда она испугалась.

Позже она не могла объяснить причин своего страха — откуда-то она твердо знала, что ни ей, ни ребенку вреда никто не причинит. Просто, по ее словам, перед ней словно окошко в космос открылось, она словно на момент окунулась в необъятность Мира, его многообразие — и это действительно пугало настолько, что продлись это чувство подольше, она бы просто свихнулась. По счастью, сарацины, кажется, поняли ее состояние, контакт прервался, и ее даже учтиво и безмолвно проводили до лагеря — правда, держась на расстоянии.

Ну и, конечно, возвращение Марты с подобным эскортом привело всех в лагере в состояние где-то между бурным восторгом и паникой, следующие сутки представляли собой странную смесь праздника с мозговым штурмом: прорыв, первый реальный контакт с сарацинами — причем с их же подачи! Марту буквально носили на руках, и все от Гринсберга до последнего рядового словно соревновались в готовности исполнить ее малейшую прихоть. Арон то тихо цвел от гордости за нее, то мрачнел, за нее же тревожась. Его-то собственные успехи были куда как скромнее: клятая аномалия словно взялась опровергнуть все известные постулаты ПВ-физики…

Когда возбуждение малость поулеглось, Марту навестила Бритва, числившаяся, помимо прочего, и ее непосредственным начальником. При всех своих недостатках и амбициях, тетка она, в общем, была осмотрительная и абсолютно не завистливая. Разумеется, первым делом она настояла на медицинском обследовании — и даже пыталась уговорить Марту слетать для этого на Большую землю, но эта идея как-то достаточно быстро увяла. Доктор Лившиц по результатам обследования в обычной своей ворчливой манере заявил, что у Марты здоровье космонавта, и вообще, на ней пахать можно, беременность протекает без патологий, отклонений в развитии плода не заметно, а по поводу возможного воздействия контакта на психику присовокупил сакраментальное: «а голова — предмет темный, исследованию не подлежит».

Конечно, Бритва убеждала Марту не рисковать собой и ребенком — никакие прорывы в исследованиях того не стоят! — но Марта, крепко подумав, все же решила остаться. Дело даже не в том, что она так уж верила в добрые намерения сарацинов — известно, куда такими намерениями дорога вымощена, — просто во время короткого контакта на уровне Волны она ощутила, что именно о ребенке сарацины и забоятся, а до нее, Марты Лебовски, им, собственно, и дело-то есть так, постольку-поскольку. И забота их казалась отчего-то куда более надежной, чем нахождение в лучшей клинике Метрополии.

Бритва не была бы Бритвой, если б ее это не насторожило: уж кем-кем, а доверчивой дурочкой Марту бы и злейший враг не назвал. Да и вообще, если судить по ее, Бритвы, скупым обмолвкам, она в те дни места себе не находила от какой-то смутной тревоги, в ее видении «стратега» узловые точки смещались, перемешивались самым причудливым и непонятным образом. Что-то ей крепко не нравилось в ситуации: то ли аномалия, то ли сарацины, то ли сочетание аномалии и сарацинов с их внезапным желанием пойти на контакт… Самое скверное, что она, похоже, даже сама себе не могла объяснить, что ее беспокоит.