Читать книгу - "Дизель решает все - Михаил Маришин"

Солнце, еще не оторвавшееся от линии горизонта, алело на юго-востоке, и любые неровности рельефа, дома, деревья, телеграфные столбы, даже малейшие бугорки, отбрасывали на розовом снегу длинные тени. Морозный воздух был густ даже на взгляд, что отметил и Пионтковский, ткнув рукой в безоблачное небо, привлекая мое внимание и перекрикивая грохот мотора.

— Мороз! Сегодня и на четыре тысячи можно попробовать забраться!

— А что так мало? Чаромский же сделал двухскоростной нагнетатель! Мне говорили, что до семи тысяч высотность подняли!

— Пожалел товарищ Чаромский на мотор АИРа его ставить! Дорого! Ну да ладно, все равно нашему «форду» высотность без надобности.

— Да! Главное взлетно-посадочные характеристики и удобство! — присоединился к нашему орущему дуэту Яковлев.

— Какое удобство?! Издеваетесь? Вы бы хоть глушители поставили! Десять-пятнадцать сил роли не сыграют, зато голова болеть не будет! И отопитель заодно! Хорошо хоть из щелей не дует!

— Вот вы и ставьте! Вы же двигателист! А нам какой мотор дали, такой и используем! А обогрев здесь есть! На больших оборотах горячий воздух от компрессора отобрать можно! Он для обогрева стекол используется, иначе бы все замерзло уже!

Не найдя с ходу, к чему бы еще придраться и замкнуть на окружающих свое раздражение, я только неопределенно махнул рукой. Устал, мол, кричать. Да и по совести говоря, мужики ничем не виноваты, это я лопух, подошел к перелету со своими мерками. До Аэрофлота здесь — как медному котелку до ржавчины. Немного повозившись на своем месте, располагая ноги так, чтобы не задевать педали двойного управления, решил не терять времени даром и благополучно заснул.

Тунн! Бам-бам-бам-бам! По корпусу самолета будто часто-часто долбили молотком, и он весь от этих ударов сотрясался. Разом разлепив глаза, я инстинктивно схватился за штурвал и рванул его на себя, Пионтковский в этот момент отвлекся на отключение двигателя и не смог мне помешать. АИР-5 резко задрал нос и в полной тишине показалось завис в воздухе.

«Все абзац», — подумал я про себя как-то совершенно спокойно и отстраненно. Но самолет, подумав немного, не сорваться ли ему в штопор, принял другое решение и, перевалив горку, плавно стал планировать к земле. Конечно, это заслуга пилота, которому хватило выдержки и мастерства предотвратить катастрофу, но впечатление живой машины было прямо-таки стопроцентное.

На наше счастье, прямо по курсу оказалось заснеженное поле, пересекаемое железной дорогой, вдоль которой мы и шли. Спустя пару минут мы уже катились по плотному насту на лыжах, а я вспомнил, как дышать. Едва остановившись, я выпрыгнул из самолета и попытался стремительно удалиться от аппарата на минимально безопасное расстояние, но не смог, пробив ледяную корку и провалившись с ходу больше чем по колено. Плюнул в сердцах — от судьбы не уйдешь, так хоть лицо сохранить и уйти с гордо поднятой головой!

— Какого черта произошло? — обратился я к своим попутчикам, большая часть которых, как и я, уже барахталась в снегу. Задержался только Акимов, сидевший за Пионтковским.

— Сейчас глянем, — спокойно, будто ничего особенного не произошло, ответил летчик, пробираясь к капоту машины. Туда же, мимо меня, направил свои стопы и Александр Сергеевич. Едва мы «раскапотили» носовую часть, как неисправность сама бросилась нам в глаза — лопнула по сварному шву труба моторамы и, при работающем моторе, долбила по конструкции.

— Ничего особенного! Так и должно быть! Три месяца летаю! — зло передразнил я Пионтковского. — Вот, пожалуйста! Любуйтесь!

Летчик конфузливо помалкивал, а Яковлев бросился его защищать, использовав для этого самый эффективный прием — нападение.

— А что нам делать, если мотор с такими вибрациями работает?! Если он так трясет, то рано или поздно любая моторама сломается! Сейчас просто время ей пришло сломаться и все!

— Глупости! Мотор сбалансирован, если бы вибрации шли «изнутри» он сам бы вперед развалился!

Мы еще два часа препирались бы в попытках выяснить, кто виноват, если бы не перешли со слов к делу, точнее, не стали доказывать свою правоту на стоящем перед нами наглядном пособии. Обходя и осматривая мотор спереди, я буквально уперся взглядом в ступицу воздушного винта.

— Товарищ Яковлев, глянь-ка сюда! — позвал я «самолетчика». — Смотри, втулка винта на валу мотора с зазором сидит! Я наклеп невооруженным взглядом вижу! Вы что, винт нормально отбалансированный подобрать не могли? И посадить его по человечески? Хорошо еще, что моторама слабее движка оказалась. А если б он в полете развалился?

Александр Сергеевич, воочию увидев истинную причину аварии, опять принялся горячо на меня нападать.

— Вам хорошо! У вас целая программа ВСНХ утвержденная! А мы самолеты строим из того, что добыть можем! И винт этот вовсе не бракованный, не лучший — да. Но вибрации в пределах нормы были, летать можно!

— Да не кипятись ты! В следующий раз просто делай самолет попрочнее и на мелочи вот такие смотри. Если б мы так движки свои ваяли, как вы самолеты, они б вообще не работали. Теперь-то что делать будем?

— Мы только что станцию прошли, — сказал Пионтковский, который, как оказалось, единственный не спал во время аварии, — надо бы туда за подмогой идти.

— Станция? Отлично! Надеюсь, поезда до Ленинграда отсюда ходят. — Я полез в кабину вытаскивать багаж. — Женя, давай шустрей! Хоть завтра к утру в Питере будем.

— Семен Петрович, не по-людски это как-то, своих в беде бросать…

Взглянув на комсомольца, я ощутил острый укол совести. Что же это я? Обиделся, что меня Лаврентий Павлович как подопытную собачку в космос запустил? А «летуны» здесь при чем?

— Ладно, прав ты, Женя. Айда все вместе на станцию, там подмогу найдем и самолет вытащим, а дальше уже поездом.

— Я машину не брошу, — набычившись, изрек Александр Сергеевич, а товарищ Пионтковский солидарно встал плечом к плечу с конструктором.

— За каким рожном здесь торчать? Кто его украдет? Что много дураков найдется через поле по колено в снегу переться? Только волкам радость своим присутствием здесь доставите, если еще от холода не окочуритесь и тепленькими будете. У вас хоть оружие есть?

— У меня «наган» всегда при себе, — летун похлопал себя по поясу, кобуры не было видно из-под теплой кожаной куртки на меху.

— Отлично! Будет из чего от безысходности застрелиться! — невесело пошутил я.

— Вы бы лучше, чем зубоскалить, вдвоем шли. Уже, глядишь, полдороги бы одолели.

— Ладно, ладно, идем. Женя, давай за мной след в след, а то в твоих ботиночках только по Невскому гулять.

Полтора километра до поселка мы преодолевали по ровному заснеженному полю чуть ли не два часа. Запыхались и вымотались не на шутку. Наконец, увидев вышедшего на окраину посмотреть на двух чудаков мужика, я крикнул.

— Товарищ! Здравствуйте! — и, тяжело дыша, для завязки разговора спросил: — Как эта станция называется?