Читать книгу - "Смерть Британии! "Царь нам дал приказ" - Михаил Ланцов"

— Так точно, — сказал Скобелев и, совершенно не сдерживаясь, расплылся в улыбке.

— Вижу, что рады. Вижу. Слышал, что победили. Рапорт читал. Но там все сухо. Прорвали фланг. Вышли на оперативный простор. Отсекли пути отступления. Прекрасно. А теперь давайте своими словами. На что обратили внимание?

— На новую тактику, Ваше Императорское Величество! — радостно ответил Скобелев. — Признаться, я не верил до конца, что у нас все получится. Уж больно необычен подход. Посему прошу меня простить — с моим желанием прорывать фронт пехотными цепями под артиллерийскую подготовку я много бы не навоевал.

— Да что тут говорить, — встрял начальник штаба экспедиционной армии генерал Андреев. — Комбинация панцеров с глубоким маневром, хорошо координируемого артиллерийского огня, в дополнение к которому идут воздухоплавательные силы, позволяет сметать любые позиции. Гигантский огневой мешок! Войска противника, совершенно деморализованные, пытаются отступить, бросая оружие и обозы. Но панцеры двигаются быстро, удерживая за собой все ключевые узлы и лучшие дороги. Да не одни, а при поддержке драгун. В общем, большая часть сил противника уже через пару дней превращается не в отступающие силы, а в бегущие, деморализованные толпы, рассеянные по полям да лесам. Как вы понимаете, при таком положении дел большая часть солдат врага начинает голодать, вступать в стычки с местным населением, которое его стремится сдать наступающей второй волне пехотных подразделений. Никогда! Никогда прежде я не видел таких викторий! — Павел Сергеевич Андреев просто захлебывался от восторга. Его глаза горели. — Ни в кампании 71-го года, ни при французском деле, ни в Средней Азии!

— А что было дальше?

— Панцеры с драгунами вышли к Белграду очень быстро. В его предместье отдохнули. После чего, дождавшись маршевых стрелковых батальонов, пошли дальше, стремясь обрубить последние пути отхода через Дунай у отступающей армии противника. А ей навстречу с левого фланга фронта после мощной артиллерийской подготовки, да при активной поддержке практически всей ударной части нашего воздушного флота, пошли горные стрелки. Две бригады. Правда, если бы не дирижабли с аэропланами, нам бы очень тяжело пришлось, ведь противник держал высоты и очень хорошо простреливал подходы. Так что нам приходилось по основному вектору наступления держать в воздухе по несколько дирижаблей, постоянно осуществляющих обстрел из пулеметов любых наблюдаемых огневых точек противника. А если это не помогало, то бомбили легкими осколочными бомбами. Если бы не они — совсем кисло было бы. Как пить дать — легли бы наши горные стрелки в том наступлении.

— Отлично! — довольно улыбнулся Александр. — И что теперь? Котел?

— Да! Полное окружение! Часть смогли прорваться через австрийскую границу, но в окружении осталось тысяч двести человек. Вчера подписали капитуляцию. Смогли живым взять Мольтке, но он тяжело ранен и уже неделю как не командует войсками. Сейчас занимаемся сортировкой пленных и решением проблем снабжения.

— Вы собираете пленных в лагеря на местах?

— Никак нет. Сортируем. Грузим в эшелоны и вывозим в Империю. По старой, отработанной схеме. Помните, как с турками поступили?

— Турки-то они, конечно, правильно, свое получили, — задумался Иосиф Павлович Джакели. — Но тут война с европейскими державами. И пленные — преимущественно немцы, итальянцы да французы. Как бы конфуза не вышло.

— Какой такой конфуз? — удивился Александр. — Мы сражались с повстанцами. Если к ним примкнули какие-то иностранные добровольцы, это их личные проблемы. По договору с новым царем Югославии Российская империя вправе забирать себе всех взятых в плен повстанцев.

— И Мольтке? — осторожно спросил Джакели.

— А что, Мольтке особенный? Само собой, уважим человека, дороги строить не отправим. Но в свою Германию он вернется очень нескоро. Так что миндальничать с пленными не нужно. Шоссированные дороги нам нужны, и объем работ по их возведению опережает наши производственные мощности на пару сотен лет. Вот пускай они своим трудом и приближают светлое будущее России. Им все равно, а нам приятно. По крайней мере, так у пленных будет шанс хотя бы когда-нибудь, в перспективе, вернуться домой. Всяко лучше, чем умереть с голоду в Динарских горах или пойти на опыты НИИ медицины как сильно буйная и неуправляемая личность. А вы, Иосиф Павлович, если кто что будет спрашивать, прямо и смело говорите, что военнопленных в России нет, есть только преступники, задержанные в ходе подавления дворянского мятежа в Югославии русскими добровольцами. Вам ясно?

— Так точно! — вытянулся Джакели, слегка покраснев от нервного напряжения. Слишком, на его взгляд, щекотливая ситуация разворачивалась вокруг захваченных неприятельских солдат. Но перечить Императору он не решился.

— Итак, — Александр сел в кресло и потер руки. — Я слушаю вас, мои генералы. Вы прошли через непростую войну и должны сделать выводы о том, как улучшить то, что у нас есть. Кто начнет?

И тут начался просто птичий базар, а не разговор, ибо предложения сыпались просто как из рога изобилия. Тут и потребность в новом панцере, и желание сделать бронированный грузовик для перевозки пехоты, и дельные советы по авиации, и предложения создать самоходную артиллерию, включая зенитную, ибо применение противниками аэропланов для ударов по нашим походным колоннам могло закончиться весьма плачевно. Александр слушал все это и нарадоваться не мог — перед его лицом рождалась настоящая военная школа, которая воевать стремилась не «турелью артиллерийскою»,[75]а умением, причем не чужим, а собственным. Безусловно, самолюбие Императора тешило то, что он смог помочь своим верным генералам понять в полной мере ценность взаимодействия родов войск. Да, только сейчас. Да, в былых кампаниях до них не доходило, и они уверенно продолжали считать, что пехота и артиллерия действуют сами по себе. Но тут, увидев воочию симфонию войны и услышав, как отдельные партии разных родов войск складываются в единую, безумно гармоничную композицию, его генералы в глазах Императора как будто родились заново.

Конечно, не все предложения оказались дельными. Дурости тоже хватало. Но важным было не это, а то, что они, во-первых, не стеснялись, а во-вторых, не боялись рассматривать и предлагать даже совершенно новые и неопробованные методы, отходя от чрезвычайно пагубной практики традиционного дуболомства. Несмотря на все препоны и шоры сознания они таки стали проникаться мыслью о том, что армия — это не то место, где применяют только старые, проверенные методы, средства и технику. Нет, нет и еще раз нет. Армия должна была стать форвардом общественного и социального развития.