Читать книгу - "Кошка в сапожках и маркиз Людоед - Ната Лакомка"

Длинные ресницы Марлен затрепетали, но она упорно не поднимала глаза.

- Имей в виду, я не сержусь, что ты подслушивала, - продолжала я. – И разрешаю тебе просто заходить в мою комнату. Когда захочешь, тогда и заходи. А хочешь, мы попросим твоего дядю сделать колокольчик из твоей спальни в мою? Тебе будет достаточно позвонить, и я сразу приду.

Алые губы девочки дрогнули, и она сказала – очень тихо, так что я еле расслышала:

- Вы здесь ни при чём.

Ещё одна тайна. Я смотрела на красивое и замкнутое лицо своей ученицы и ничего не могла понять. Если она не подслушивала, что происходит в моей комнате, то что пыталась услышать?

Поднявшись, я подошла к стене, встала на колени и прижалась к камням ухом на той же высоте, что и Марлен. Глаза я не закрывала, поэтому увидела, как девочка встрепенулась и чуть подалась вперёд, с волнением глядя на меня.

- Что же ты там слышишь? – я решила подыграть ей в эту странную игру. – Ну-ка… тс-с-с… - теперь я тоже закрыла глаза и сделала вид, что прислушиваюсь. Прошло полминуты или чуть больше, и я сказала таинственным голосом: - Мне кажется, я слышу только дыхание камней. Они стоят здесь уже много веков, столько видели, столько знают, но ничего не могут рассказать… Какие же мы счастливые, что обладаем даром речи и можем объяснить свои чувства…

Встав с колен, я отряхнула платье и снова села на постель, взяв руку Марлен в свою.

- А что ты слышишь? – спросила я. – Может, камни говорят с тобой? Всё-таки, ты – хозяйка этого замка. Может, ты понимаешь их язык?

Несколько раз Марлен порывалась что-то сказать, но прикусывала нижнюю губу и молчала. Я не мешала ей, покачивая её руку в своих. Надо проявить терпение, чтобы эта маленькая девочка перестала бояться, перестала дичиться и, наконец-то, открыла своё сердце.

И я дождалась ответа.

- Камни не говорят, - произнесла Марлен тихо и сбивчиво. – Там моя мама… Дядя держит её взаперти, в подвале. Но я слышу, как она меня зовёт.

Я долго убеждала Марлен, что ей почудилось, что это всего лишь ветер завывает в вентиляционной шахте. Она возражала мне шёпотом, но я завернула её в одеяло, прилегла рядом и обняла, нашёптывая, что всё почудилось, и что завтра будет новый день, и мы пойдём в гости к месье Лиленбруку, где будем петь и играть на музыкальных инструментах.

Постепенно Марлен затихла, глаза её закрылись, и она уснула.

Посидев рядом с ней ещё немного, я убедилась, что сон девочки крепок, и на цыпочках вышла из комнаты, тихонько закрыв дверь.

Несмотря на умиротворение, царившее теперь в детской, и на тишину в замке, в моей душе не было ни умиротворения, ни тишины. Меня трясло от злости, от негодования, и я готова была прямо сейчас устроить Огресту головомойку, за то что он позволил сплетникам до такой степени запугать Марлен. А ведь всего-то нужно было – нормально поговорить с девочкой, отвлечь её от мрачных мыслей!.. Нужно, чтобы ребёнок гулял, играл с другими детьми, шалил, ходил в гости!..

Часы в холле пробили одиннадцать, и я вполне могла бы отложить выполнение своих рабочих обязанностей на завтра, но как можно было отложить на завтра то, что требовало объяснений сегодня?!.

Дверь спальни маркграфа открылась, и оттуда появился Планель, тащивший пустые вёдра.

Скверная примета, но и это меня не остановило.

- Месье маркиз у себя? – спросила я коротко.

- Да, у себя, - кивнул Планель. – А что…

Не дослушав, я решительно направилась к спальне.

- Барышня! Подождите! – переполошился Планель. – Уже поздно…

- Лучше поздно, чем никогда, - процедила я сквозь зубы.

- Подождите! – шёпотом закричал слуга, боясь разбудить Марлен, поставил вёдра и бросился за мной, но не успел.

Распахнув дверь без стука, я ворвалась в спальню Огреста, и набросилась на него с порога:

- Вы чего добиваетесь, месье?! – меня так и распирало от злости. – Вы хотите, чтобы Марлен заикалась при одном вашем виде?

Огрест стоял посреди комнаты, держа в руках простыню.

Решил сам постель перестилать, что ли? Постеснялся попросить об этом Лоис или свою любимую госпожу Броссар?

- Барышня! – Планель влетел следом за мной в комнату. – Вам сюда нельзя!

Хмурый взгляд маркграфа заставил его остановиться и замолчать, а потом Огрест посмотрел на меня.

Я не стала ждать, пока услышу очередную проповедь «не-лезьте-не-в-своё-дело», и перешла в наступление.

- Мало того, что вы подпитываете и никак не опровергаете глупые сплетни, - чеканила я, тыча пальцем в сторону маркграфа, - мало того, что вы позволили кому-то запугать Марлен рассказами о ведьмах, проклятиях и прочей ереси, вы ещё и сами вовсю стараетесь! Бродите ночью по замку, чтобы полопать вкусностей тайком, а бедная девочка уверена, что это стонет её мать, которую вы много лет держите взаперти!

- Барышня… - сдавленно позвал Планель и осторожно кашлянул, но я даже не оглянулась, а Огрест продолжал молча смотреть на меня – пристально, исподлобья.

И держал свою дурацкую простыню, будто хотел за неё спрятаться!

- Я требую, - продолжала я, стараясь говорить хладнокровно, но волновалась всё сильнее, - требую, чтобы вы немедленно поговорили с Марлен, развеяли все её страхи и позволили ей жить нормальной жизнью нормального ребёнка. Иначе я напишу жалобу королю! Вас лишат опекунства, и…

- Пойду, с вашего позволения, - пробормотал Планель.

Тихо стукнула закрывающаяся дверь, но ни я, ни Огрест не обратили на это внимания.

- Вас лишат опекунства и оштрафуют, - продолжала я. – И ещё я позабочусь, чтобы в Шанталь-де-нэж больше не разводили о вас глупых сплетен. Все узнают правду! Что вы – чёрствый, эгоистичный, холодный человек, которому лишь по недоразумению доверили детскую жизнь!

Тут мне понадобилось взять паузу, чтобы перевести дыхание, и Огрест впервые заговорил.

- Высказались? – спросил он угрюмо.

- Ещё не всё! – я снова ткнула в его сторону пальцем. – Вы…

- Может, хоть отвернётесь? – перебил он меня. – Будьте добры, выскажите свои обвинения в стену. А я пока оденусь, с вашего позволения. Я, вообще-то, хотел принять ванну, если вы не заметили.

- Вы… - только тут я заметила, что Огрест, действительно, прикрывается простынёй.

Взгляд мой скользнул за него, к зеркалу, и оно услужливо показало мне отражение маркграфского тыла – без намёка на какую-либо одежду.

Я находилась в спальне у абсолютно голого мужчины, и нас с ним разделяла лишь простыня.

- Боже… - выдохнула я, машинально отворачиваясь к стене.

- Да, самое время для молитвы, - съязвил Огрест. – После такой-то отповеди.

Я слышала, как шуршит ткань, и чувствовала себя невероятно глупо. Весь воинственный запал разом потух, и грозить штрафами и оглаской уже не хотелось.