Читать книгу - "Молодая Элита - Мари Лу"

Гулко колотится сердце. Теперь мне ясно: в Обществе Кинжала я училась тому, чему могла бы научиться значительно раньше. Я беру руку Виолетты и прижимаю к своему сердцу.

– Я хочу увидеть, как ты это делаешь. Покажи.

Виолетта колеблется. Потом глубоко дышит, закрывает глаза и надавливает. Я сосредоточиваюсь на своих ощущениях. Мне кажется, будто из меня выжимают не только воздух, но и кровь. Я пробую почувствовать нити силы и не могу. Они недосягаемы. Я тяжело приваливаюсь к стене. В груди странная пустота. Почему-то я не помню схожих ощущений в прошлом. Тогда мне было не с чем сравнивать, потому и не помню. А теперь, когда я привыкла чувствовать нити силы, я остро ощущаю их отсутствие. Тьма в сердце никуда не исчезла, однако мне до нее не дотянуться. Я почти не чувствую ее. И здесь мне становится по-настоящему страшно.

– Верни мне силу, – шепчу я сестре.

Виолетта повинуется. В меня стремительным потоком вливается воздух, жизнь и тьма. Сладостная и притягательная тьма. Я вновь вижу нити силы. Ощущаю приятную дрожь. Вновь могу дотянуться до нужных мне нитей, собрать в пучок и дернуть за них. Я облегченно вздыхаю. Чтобы проверить, все ли в порядке, я создаю розочку и заставляю ее кружиться перед нами. Виолетта во все глаза смотрит на иллюзорный цветок. У нее сутулятся плечи. Наверное, опыт с подавлением моей силы забрал у нее какую-то часть ее собственной.

Виолетта может подавлять и освобождать способности каждого, кто принадлежит к Молодой Элите. Столько лет моя младшая сестра буквально сидела на силе, которая позволила бы ей управлять другими. В моем мозгу проносятся сотни возможностей применения дара Виолетты.

– Ты такая же мальфетто, как и я, – шепчу я ей. – Ты мальфетто из Молодой Элиты.

Виолетта отводит взгляд. Вид у нее пристыженный.

– Как ты могла столько лет скрывать это от меня? – От гнева мой голос становится хриплым. – Почему я должна была страдать одна, а ты лишь смотрела?

– Потому что я боялась! – раздраженно отвечает Виолетта. – Я не хотела тебя смущать. Я знала, какая жизнь меня ждет, если отец узнает о моих способностях. У тебя были свои средства защиты, у меня – свои.

Я вдруг понимаю: Виолетта вовсе не так проста, как я привыкла думать. Милая, наивная девочка. Я приклеила к ней этот ярлык и поверила, что так оно и есть. Оказалось, не так. Образ милой, наивной девочки был ее щитом. Возможно, она с ранних лет четко знала, чтó делает и зачем. В отличие от меня, она оттесняла людей. Она защищалась от них, заставляя себя любить. Когда тебя любят, с тобой хорошо обращаются. И потому Виолетта играла роль послушной отцовской дочки… на моем фоне.

– Я видела, как отец относится к тебе, – тихим голосом продолжает она. – Аделина, я боялась. Мне казалось, что отец меня любит… Как я могла ему сказать? Иногда я воображала, что говорю ему: «Отец, я тоже мальфетто. У меня не пострадало лицо. Но я умею отбирать у Аделины ее особую силу, а потом возвращать обратно». Пойми, я была слишком мала и боялась лишиться отца. И тогда я себя убедила, что я вовсе не такая. Раз у меня нет отметин на теле, значит я не мальфетто. Думаешь, мне не хотелось рассказать тебе? Но я знала: ты сразу начнешь что-нибудь выдумывать. Проверять. А закончится тем, что отец раскроет нас обеих.

– И потому ты лишь смотрела, как я барахтаюсь.

– Прости меня, Аделина, – шепчет она и отворачивается.

Она постоянно просила прощения. У отца, у меня, у слуг. Как будто в этом мире на эти слова можно что-то купить!

Я закрываю глаз, опускаю голову. Тьма бурлит внутри меня, бьется о берега моего сознания и жаждет вырваться наружу. Я столько лет страдала в одиночку, глядя, как отец щедро дарит внимание и заботу второй дочери, считая ее чистой, не затронутой кровавой лихорадкой. Я в одиночку выдерживала вспышки отцовского гнева. Привыкла верить, что только я могу вызывать его недовольство. Виолетта безупречна и не дает ему поводов сердиться. А она молчаливо принимала такой порядок вещей.

– Я рада, что ты его убила, – тихо добавляет сестра. В ее взгляде появляется непривычная жесткость. – Я говорю про отца. Я рада, что ты это сделала.

Не знаю, как относиться к ее словам. Вот уж не думала когда-либо услышать подобное из уст своей сестры. Ее признание ослабляет тугой узел у меня в груди. Я стараюсь вспомнить ее заботу обо мне. Виолетта ходила к Терену просить за меня. Она знала, что рискует всем. Я вспоминаю, как она заплетала мне косы и как во время грозы спала рядом со мною.

Я молча киваю.

Шум на улицах усиливается. Это чувствуется даже здесь. Звон колоколов на Башне инквизиции возвращает меня к мрачной реальности. Должно быть, Терен собирается произнести речь. Мы обе вслушиваемся, но земная толща пропускает лишь колокольный звон и звук шагов сотен ног. Люди куда-то идут. Или их сгоняют.

– Там что-то готовится, – говорю я сестре и встаю.

Дальше отсиживаться в катакомбах бессмысленно.

– Идем.

Мы доходим до знакомой развилки, где туннель разделяется на три. Я выбираю левый. Пройдя шагов пятнадцать, я шарю по стене в поисках дверцы, вделанной в камень. Нахожу необработанный самоцвет. Моя сила пробуждает его, и дверь открывается. Мы попадаем на узкую лестницу. Поднимаемся. Я открываю потайную дверь, и мы выходим в глухой переулок. Отсюда до главной рыночной площади рукой подать. Идем по переулку до его пересечения с улицей пошире. Она выходит прямо на площадь.

Площадь забита народом. Все окрестные улицы – под тщательным наблюдением инквизиторов. В каналах покачиваются пустые гондолы. Инквизиция запретила всякое перемещение по воде.

– Что происходит? – спрашивает Виолетта.

– Сама не понимаю.

Смотрю на толпу и инквизиторов. Сил у меня почти не осталось. Я не могу окружить нас облаком-невидимкой. Выходить без прикрытия опасно: вдруг кто-нибудь из инквизиторов узнает нас? Мимо нас марширует целый отряд. Я вжимаюсь в камень стены. Я готова раствориться в нем.

Инквизиторы торопятся. Они проходят, не заметив нас, и я облегченно вздыхаю. Беру Виолетту за руку. Мы кружим по прилегающим улочкам и переулкам, стараясь держаться в тени. Находим место, откуда видна площадь. Рядом – мост через канал. Прячемся в его тени, а мимо нас идут и идут люди.

Катакомбы изменяют представление о времени. Я думала, уже близок вечер. Нет, еще даже полдень не наступил. Площадь забита народом, как в торговые дни. Но сегодня здесь пугающе тихо. Все ждут сообщений. Я привычно оглядываю окрестные крыши. Между статуями богов белеют фигуры инквизиторов. Но где-то в укромных местах сейчас наверняка прячутся люди Энцо. Если их не арестовали, они где-то здесь.

Чужой страх втекает в меня со всех сторон: темный, пульсирующий. Я питаюсь им.

На главном балконе башни распахиваются двери. Появляются инквизиторы. Они почтительно расступаются. На балкон выходит Терен.

На нем – белые доспехи, прикрытые белым плащом с богатым золотым шитьем. Этот плащ – церемониальный, спадающий красивыми длинными складками. Балкон идеально приспособлен для выступлений в это время дня. Свет падает так, что фигура Терена кажется светящейся изнутри.