Читать книгу - "Тени сгущаются - Виктория Шваб"

Лайла допила эль и бросила на стойку несколько монет. Бармен нагрузил поднос напитками, и слуга понес выпивку к столу.

Вот он, удобный случай! Лайла вскочила на ноги.

Комната покачнулась – эль оказался крепче, чем она привыкла, – но быстро вернулась на место. Лайла пошла за слугой, не сводя глаз с двери. Ее сапог слегка зацепился за его пятку. Он споткнулся, но устоял на ногах, а вот подноса не удержал: бокалы и рюмки посыпались на стол, перемешав карты. Игроки вскочили, крича и чертыхаясь, бросились спасать деньги и одежду. И когда несчастный слуга оглянулся, ища, кто же его толкнул, черный плащ Лайлы уже исчез за дверью.

Лайла шагала по улице, помахивая украденным кошельком. Чтобы быть хорошей воровкой, мало иметь ловкие пальцы. Надо уметь извлекать пользу из любой ситуации. Она подбросила увесистый кошель. Кровь победно пела.

Вдруг за спиной раздались крики. Она обернулась…

И очутилась лицом к лицу с бородатым детиной, которого только что обчистила. Отпираться не было смысла – она слишком плохо говорила по-арнезийски, и к тому же вот он, кошелек, болтается на руке. Она сунула добычу в карман и приготовилась к драке. Противник был вдвое шире нее и на голову выше. Миг – и у него в руке блеснуло кривое лезвие, похожее на небольшую косу. Он что-то буркнул повелительным тоном. Может быть, предлагал вернуть украденное и уйти подобру-поздорову. Но она сомневалась, что у него хватит великодушия. И к тому же деньги были отчаянно нужны, ради них стоило рискнуть. Чтобы остаться в живых, нужна осторожность, но для движения вперед требуется смелость.

– Кто смел, тот и съел, – заявила она и увидела на лице бородача удивление. Черт. Келл же предупреждал, что у английского языка в этом мире есть четко очерченная роль и место. Он в ходу среди царственных особ, а не пиратов. Чтобы пробиться в море, надо держать язык за зубами, пока не освоишься.

Бородач что-то проворчал, провел рукой по изгибу ножа. Лезвие выглядело очень острым.

Лайла со вздохом вытащила нож с зубчатым лезвием и рукоятью, приспособленной под кулак: волнистая гарда прикрывала костяшки пальцев. Потом, окинув взглядом противника, достала второй – короткий и острый, тот, которым срезала кошель.

– Знаешь что, – сказала она по-английски, потому что больше никто услышать не мог. – Иди своей дорогой, пока цел.

Бородач изрыгнул фразу, заканчивавшуюся словом «пилс» – одно из немногих арнезийских слов, которые Лайла знала, и оно было вовсе не лестным. Не успела Лайла прийти в себя от обиды, как противник ринулся в атаку. Лайла отскочила, перехватила косу обоими клинками. Лязг металла далеко разнесся по пустынной улице, перекрывая плеск моря и шум, доносившийся из таверн. Того и гляди кто-нибудь заявится.

Новый удар прошел на волосок от ее горла. Лайла увернулась, отбила еще один выпад своим главным ножом. Лезвие соскользнуло по клинку и звякнуло о рукоять. Она ловко вывернулась и заехала гардой ему в челюсть. Не успел он оправиться от удара, как второй клинок, короткий, вонзился под ребра. Он поперхнулся, по бороде хлынула кровь. Собрав остатки сил, он ринулся на нее, но Лайла налегла сильнее, клинок пронзил сердце. Коса выпала из пальцев, и тело тяжело осело наземь.

На миг у нее перед глазами вспыхнула еще одна смерть, принесенная ее клинком. Мальчик в высоком замке, в бледном, полинявшем мире. Ей и раньше доводилось убивать, но в тот раз убийство впервые доставило ей боль. Очень сильную боль. Воспоминание промелькнуло и угасло, вокруг снова шумела портовая улица. Раскаяние таяло капля за каплей, как жизнь в умирающем теле. Все произошло очень быстро.

Она выдернула нож, и тело мешком свалилось на землю. В ушах еще стоял звон клинков, кровь бурлила от боевого азарта. Она глубоко вздохнула, успокаиваясь, развернулась, чтобы убежать – и очутилась лицом к лицу с пятью матросами с того же корабля.

Между моряками пробежал ропот.

Блеснула сталь.

Лайла неслышно выругалась, глаза на миг устремились к дворцу, высившемуся над рекой, мелькнула мысль – надо было остаться, пока была возможность, и все было бы хорошо, – но она отогнала ее и стиснула рукоятки ножей.

Она Дилайла Бард, черт возьми, и будет жить так, как сама…

Кулак врезался в живот, вытряхнув мысли. Второй удар попал в челюсть. Лайла рухнула, выронив нож, из глаз посыпались искры. С трудом приподнялась, стиснув второй клинок, но на руку наступил тяжелый сапог. Другой пнул под ребра. Что-то ударило в висок, и перед глазами все поплыло. Чьи-то сильные руки рывком поставили ее на ноги. Зрение вернулось. В горло упиралось острие шпаги. Лайла отпрянула, но ее жизнь на этом не оборвалась.

Кожаный ремень, чем-то похожий на тот, с которого она срезала кошель, стянул ей руки, и ее потащили к порту.

Голоса звучали у нее в ушах, как невнятный шум, но одно слово проскакивало чаще остальных.

Касеро. Она не знала, что оно означает.

Во рту стоял вкус крови – непонятно, горлом или носом шла у нее кровь. Какая разница, все равно они сбросят ее тело в Айл (если только это не будет святотатством; Лайла понятия не имела, как здесь поступают с покойниками). Но после нескольких минут жаркого спора ее отвели на корабль – тот самый, которым она любовалась весь день. Позади раздался грохот – человек, тащивший мертвого бородача, опустил свою ношу на сходни. Интересно, заметила она про себя. На борт его не внесли.

Все это время Лайла помалкивала, и ее молчание только разозлило команду. Они кричали друг на друга и на нее. Появилось еще несколько человек. И все призывали «касеро». Лайла пожалела, что не успела выучить арнезийский. Что такое «касеро»? Суд? Смерть? Убийство?

И тут появился человек с черной лентой через плечо, в элегантной шляпе. На поясе блестела шпага, на губах играла зловещая улыбка. Крики мгновенно стихли, и Лайла поняла.

«Касеро» означало «капитан».

Капитан на «Ночном шпиле» был потрясающий. И потрясающе молодой. Кожа загорелая, но гладкая, волосы, густо-каштановые с медными нитями, стянуты сзади изящным зажимом. Взгляд глаз, темно-синих до черноты, переместился с мертвого тела на толпу, потом на Лайлу. В левой брови сверкнул сапфир.

– Керс ла? – спросил он.

Пятеро, притащившие Лайлу, загалдели. Она даже не пыталась уловить смысл и выискать знакомые слова, лишь стояла, не сводя глаз с капитана. А он, хоть и слушал их обвинения, смотрел только на нее. Когда все выговорились, капитан приступил к допросу – по крайней мере, заговорил, обращаясь к ней. Вид у него был не очень сердитый, скорее огорченный. Он ущипнул себя за переносицу и обрушил на нее целую речь – ему было невдомек, что она знает по-арнезийски всего несколько слов. Лайла подождала, пока до него это дойдет, и наконец он умолк, заметив ее пустой взгляд и догадавшись, что она ничего не понимает.

– Шаст, – буркнул он вполголоса и заговорил снова, медленно. Он перебрал еще несколько языков, то гортанных, то текучих, высматривая у нее в глазах искру понимания. Но Лайла лишь качала головой. Она знала несколько слов по-французски, но вряд ли здесь это поможет. В этом мире и Франции-то нет.