Читать книгу - "Город Лестниц - Роберт Джексон Беннетт"

Дрейлинг он. Северянин. Как это ни удивительно, но посол оказался дикарем-горцем, чужаком и для Сайпура, и для Континента.

Вот это Министерство отреагировало… И если это действительно их реакция, жди беды…

Гигант окидывает Питри ровным, равнодушным взглядом, словно бы прикидывая: наступить на этого мелкого сайпурца, раздавить как букашку – или повременить?

Питри сгибается в осторожном поклоне:

– Рад видеть вас, посол Тивани, в ч-чудесном городе Мирград! Меня зовут Питри Сутурашни. Надеюсь, вы хорошо доехали?

Молчание.

Застывший в поклоне Питри осторожно приподымает лицо и косится. Гигант разглядывает его, вздернув бровь, удивленно и чуть презрительно.

Откуда-то из-за спины гиганта доносится звук – кто-то прочищает горло. Гигант, ни полслова не говоря, разворачивается и топает к будке станционного смотрителя.

Питри задумчиво чешет в голове и смотрит ему вслед. Покашливание повторяется, и тут до него доходит, что в дверях вагона стоит еще кто-то.

Это маленькая, ростом даже ниже Питри, сайпурка. Темнокожая, очень просто одетая: голубой пиджак и платье – впрочем, платье приметное, сайпурского кроя. На носу у нее очки, и она внимательно смотрит на него через толстенные линзы. На женщине легкий серый плащ, голубая шляпка с узкими полями и бумажной орхидеей на тулье. Какие-то у нее глаза не такие… У гиганта взгляд невероятно спокойный, прямо до дрожи неживой, а у нее все наоборот: глаза большие, темные, они подобны глубоким колодцам, в которых плещутся рыбы.

Тут женщина улыбается. Улыбка у нее не то чтобы приятная или неприятная – она как превосходное серебряное блюдо, которое выставляют по большим праздникам, а потом начищают и убирают в шкаф.

– Благодарю, что встретили меня в такой поздний час, – говорит она.

Питри смотрит на нее, потом на гиганта – тот, кстати, как раз протискивается в будку к смотрителю, и смотритель явно нервничает.

– П-посол Тивани?

Она кивает и сходит на перрон.

Женщина?! Этот загадочный Тивани – женщина?! Но почему же они…

О, будь проклят Департамент связи! Чтоб им провалиться, сплетникам и лгунам!

– Полагаю, что Главный дипломат Труни, – невозмутимо продолжает женщина, – занят ликвидацией последствий убийства? В противном случае он бы встретил меня лично, не правда ли?

– Э-э…

Вообще-то он, Питри, не в курсе того, чем занят ГД Труни. Ему до ГД Труни как до звезд небесных, но не признаваться же в этом вслух?

А она все так же смотрит на него сквозь очки. Медленно смигивает. На Питри накатывает тишина, подобная океанскому приливу, и эта тишина заливает его с головой. Он пытается что-то придумать, что-то сказать – и выдавливает наконец:

– Рад видеть вас в Мирграде!

Нет, нет, неправильно, не так! Но не молчать же? И он глупо договаривает:

– Надеюсь, вы хорошо доехали?

Нет! Что он несет, что он несет!

Она некоторое время молча смотрит на него и наконец произносит:

– Вас зовут Питри, так вы сказали?

– Д-да.

За спиной раздается крик. Питри оборачивается и смотрит на того, кто кричит, а Тивани нет – она продолжает разглядывать Питри, как диковинного жука. А Питри видит, как гигант выдирает у станционного смотрителя из рук какую-то штуку – это какой-то планшет, да. А смотрителю это явно не нравится. Гигант склоняется над ним, снимает с правой руки серую перчатку и разжимает пальцы, показывая… что-то. Смотритель, только что багровый, как свекла, мгновенно бледнеет. Гигант отдирает какую-то бумажку, возвращает планшет смотрителю и выдвигается из будки.

– Кто… это?

– Это мой секретарь, – безмятежно отзывается Тивани. – Сигруд.

Гигант вынимает спичку, чиркает ее о ноготь большого пальца и подпаливает бумажку.

– С-секретарь? – выдавливает Питри.

Пламя лижет пальцы гиганта, но тот ничем не выдает боли. Если он ее вообще чувствует… А когда бумажка окончательно прогорает, он дует на нее. Р-раз – и полетели, полетели огненные бабочки пепла по платформе. Потом гигант натягивает серую перчатку и обводит станцию холодным, спокойным взглядом.

– Да, – отвечает Тивани. – А теперь, если вам нетрудно, не могли бы мы отправиться непосредственно в посольство? Уведомило ли посольство официальных лиц Мирграда о моем прибытии?

– Э-э-э…

– Понятно. Находится ли тело профессора на территории посольства?

У Питри голова идет кругом. А в самом деле, куда девают тело, когда оно умирает? С духом-то все понятно, а вот с телом-то что происходит?

– Понятно, – вздыхает Тивани. – Вы на машине приехали?

Питри кивает.

– Отлично. Идемте же к машине.

Питри снова кивает. А голова все равно идет кругом! И вот он ведет госпожу Тивани через длинные тени перрона в улочку, где стоит машина. И все оборачивается и оборачивается, смотрит и не верит своим глазам.

Это что же, они ее, что ли, сюда прислали?! Вот эту девчонку? Серую мышку с тоненьким голоском? Сюда, в логово врага, оплот ненависти? Ее же к утру сожрут и косточками плюнут…

Даже сейчас, после многолетних разысканий и изучения предметов культуры, мы не в состоянии восстановить их зримый облик. Скульптуры, картины, фрески, барельефы и резные панно либо непоследовательны в их представлении, либо слишком абстрактны. Так, Колкана изображали и как гладкий камень в тени дерева, и как темную гору в свете яркого солнца, и даже как глиняного человека, сидящего на вершине горы. И тем не менее четкие визуальные образы дают нам более ясное представление, чем те, где объекты нашего исследования возникают в виде абстрактных рисунков или цветовых узоров, едва намеченных кистью художника. Так, к примеру, если верить древним живописцам Континента, Божество Жугов являлось в облике стаи скворцов – ни больше ни меньше.

Данные исследований отрывочны, и мы не можем сделать никаких определенных выводов, исходя из этих сведений. Действительно ли запечатленные скульпторами и художниками существа представали перед людьми в таком облике? Или мы имеем дело с ограничениями человеческого восприятия, и произведения древних мастеров свидетельствуют об опыте, отличном от обычного зрительного?

Возможно, жители Континента не были в состоянии полностью осмыслить представавшее их глазам. А теперь, когда Божества мертвы, мы так никогда и не узнаем правды.

Проходит время, и все замолкают – и люди, и вещи. И боги, похоже, не исключение.

Д. Ефрем Панъюй. Искусство Континента: его сущность и особенности