Читать книгу - "Здесь драконы не пролетали? - Татьяна Абалова"

– Не хочу старика, – Пух, только что чувствовавшая себя разведчицей, не выдержала полной смены курса. Она размазывала по лицу слезы. – Лучше умереть.

– Почему именно старик? – я тоже не хотела, но всегда старалась мыслить логически и не верить на слово. – Разве богатые люди только старики?

– На девяносто девять процентов, – подтвердила Белая кость. Счастливая. Ее забрали еще до того, как она «созрела» для одного из богатеев.

Я с ужасом ждала, когда же приедут за мной. Пух к тому времени уже отбыла из школы, по традиции тайно, даже не успев попрощаться. С ночи ее исчезновения я не находила себе места и с чуткостью суриката прислушивалась к посторонним звукам. Я едва не грохнулась в обморок, увидев своего принца. Как поверить, что мне, сироте, выросшей в коммуналке, достался тот самый один процент? Федор Звездный – предприниматель и сын магната, который по какой-то странной прихоти возжелал своему наследнику непременно русскую жену с неиспорченной кровью, пришел за мной лично.

О чистоте крови можно было бы поспорить, если брать за основу байки бабы Нюры. Я не знала доподлинной истории своих родителей, а потому в душе теплилась надежда, что с их кровью не все так плохо, как мне вдалбливала в голову гроза несунов, а по совместительству моя опекунша.

Сначала я верила, что моя мать влюбилась в грузинского князя (и откуда только взялся?) и изменила с ним отцу. Тот, вернувшись из долгой служебной командировки, застал их тепленькими, за что тут же покарал, а потом, снедаемый чувством вины и невозможностью изменить содеянное, повесился в тюрьме на собственных шнурках.

– Шлюха и убийца – вот чья кровь течет в твоих жилах! – баба Нюра, устав от тяжкого трудового дня, любила расслабиться за чарочкой самогона в компании таких же прожженных правдолюбов: дворничихи тети Кати и таксистки Евгении Павловны.

Когда я немного подросла, то перестала верить им на слово, поскольку место в маминой кровати занимали то полковник КГБ, и в него уже мой отец стрелял, то криминальный авторитет – с ним расправились в кулачном бою, то знаменитый артист, пафосно выкрикнувший «Всех не перебьешь!», прежде чем утонул в ванной.

Одно оставалось неизменным: я дочь шлюхи и убийцы, который повесился на шнурках.

Много позже мне открыли глаза на последнее: шнурков в тюрьме не бывает. Их сразу отбирают, как и ремень. Относительно специализации родителей все оставалось неизменным.

И вот такую магнат приготовил для собственного сына, которого должен был вроде как любить. Судя по тому, что нас, недоучек из элитной школы, разобрали будто горячие пирожки, и не через пять лет, а через каких-то три года, наводило на мысль о нашей уникальности. Я долго размышляла, по какому принципу оценивали детдомовок, и не нашла ничего лучшего, чем признать: мы все трое были сказочно красивы. Но как они рассмотрели эту красоту в гадких утятах, до сих пор оставалось загадкой.

Жаль, что связаться ни с Пухом, ни с Косточкой я так и не сумела. Преподаватели пооткусывали себе языки, а остальные просто-напросто не умели «гутарить» на гелейском. Наказание, несмотря на преждевременное сокращение количества учениц, так и не отменили.

И именно на гелейском с самого начала разговаривал Дайко. Язык королей настолько сделался для меня привычным, что я только сейчас поняла это.

– Эй! Эй! Как тебя там! Проснись! Пора сваливать!

Я с трудом продрала глаза.

Надо мной стоял ночной воришка и тряс перед носом высохшим платьем, думая, что так я приду в себя быстрее. Я потянулась и смачно зевнула. Директриса прибила бы меня за долгое плебейское «А-а-а-а!» и за все эти словечки, что проскакивают в мыслях. Но мне можно забыть все уроки. Я в печали.

Стоило вспомнить, что я делаю в курятнике, и куда собираюсь идти, как сознание тут же прояснилось.

– Отвернись, – скомандовала я, и с ловкостью солдата, научившегося одеваться за время горения одной спички, легко побила армейский рекорд – скинула мужскую одежду и натянула платье. Беглый взгляд в зеркало и брошенная попытка вычесать колтуны (хорошо хоть солому выбрала), завершили утренний моцион.

– Где здесь колодец, чтобы умыться? – я села, приготовившись завернуть ноги в портянки.

Дайко обернулся на голос. Убедившись, что я одета, порылся в моей же сумке и неожиданно кинул в меня бутылкой с водой. Я, изловчившись, поймала ее.

Приятно видеть, как у гадов, думающих, что я девочка-колокольчик, открываются в удивлении рты. Да-да, я ловкая и сильная. Не раз ловила мяч лицом, а потому научилась не нарушать гармонию. Во мне все прекрасно. Это уже слова нашего психолога, стремившегося поднять самооценку детдомовок. Он снимал с нас комплексы так, будто чистил зеленую обертку с початка кукурузы. Слой за слоем. С тех пор я люблю себя и о родителях могу говорить с улыбкой.

– Умоешься здесь. Нечего шляться по деревне. Пойдем, как и собирались, по следу драконов. Ты же хочешь вернуть жениха?

Я хотела.

При свете дня я разглядела качество воды и ужаснулась. Но, прислушавшись к себе и не обнаружив ни колик, ни позывов, махнула рукой. Как только мы с Федором вернемся домой, пройдем обследование. Ни минуты не усомнилась, что так и будет. Человек непременно должен во что-то верить.

– Вот, примерь, – на разложенные портянки вывалилась куча башмаков, похожих на мюли – туфли без задника. Ношенные, но вполне приличного качества. На некоторых из них даже поблескивала бисерная вышивка.

– Откуда такая красота? – я подняла глаза на Дайко. Тот неопределенно пожал плечам. – Своровал?! Уж не поэтому ли нам срочно нужно покинуть деревню?

– Нет, не поэтому ли, – его лицо сделалось ехидным. – Кто-то поджег лес, и этого кого-то ищут всей деревней. Эльфы приволокли к дому старосты какую-то странную железяку, а у нее аккурат с одной стороны не хватает вот именно такого зеркальца, – он ногой поддел мое. – Признавайся, ведьма, это твоя ступа?

– Боже! – я поняла, как сильно рисковала, собрав с места крушения вещи, не принадлежащие этому миру. – Ты считаешь меня ведьмой?

– А как отнестись к этому? – присев, он принялся бесцеремонно рыться в моей сумке и выкидывать из нее все то, из-за чего я рисковала жизнью, лазая по деревьям.

– Я могу объяснить, – я выцепила из кучи дезодорант. – Это чтобы от тебя не пахло.

– Ты что, лазутчик?

Я оторопела повертела головой.

– А зачем тогда сбивать ищеек со следа?

Я только открыла рот, чтобы бы объяснить, как Дайко подскочил будто ужаленный.

– Демоново око?!

Не вовремя включившийся телефон нашел свою кончину под каблуком сапога.

Нащупав флягу с бензином, Дайко потряс ее, а потом отвинтил крышку и поднес к лицу.

– Осторожно! Пить нельзя, отравишься!  – я сноровисто копала себе могилу. Мало меня записали в ведьмы и лазутчики, теперь еще подумают, что искала колодец, чтобы отравить воду. – Это горючая жидкость. Именно из-за нее вспыхнул автомобиль, – поняв, что слово «автомобиль» загнало Дайко в тупик, попыталась перевести на простонародный гелейский. – Ну, механизм такой… ай, ну как ее… телега. Запомни, не магическая ступа, а железная телега. Колеса видел? Летать не умеет, только ездить. И она не моя. На ней примчались похитители жениха. Вот, смотри, – из нагрудного кармана ветровки я достала фотографию Федора и присоединила к остальным вещам. – Я все это нашла у них. Одежда, заметь, мужская, – я потрясла перед носом Дайко портянками, но он даже не отмахнулся. Замер, уставившись на фото.