Читать книгу - "Блюз «100 рентген» - Алексей Молокин"

«Ведьмин пузырь» сжимался. Теперь уже его и шагами мерить было не обязательно, и так было заметно. Аномалия давила, медленно, но верно загоняя людей на баскетбольную площадку, туда, где через неделю-другую, а может быть, и раньше появится новый «термитник» с пульсирующей алой каплей на вершине — «ведьминым сердцем».

Теперь стало видно, что и мачтовые сосны, и аккуратные, ухоженные домики пионерлагеря, и чистое небо с легкими белыми мазками перистых облаков в невообразимой глубине были всего-навсего иллюзией, созданной пси-полем аномалии. Аномалия сжималась, обнажая неприглядную действительность — изуродованные, словно опаленные верховым пожаром стволы деревьев, серая, испятнанная кислотными дождями вагонка, которой были облицованы стены корпусов бывшего пионерлагеря, — привычное до боли, жестокое убожество Зоны. Но внутри аномалии, там, где находились сталкеры, по-прежнему днем ярко светило солнце, а ночью на небе проступали уже забытые созвездия. Только сталкерам было не до красот, которыми напоследок потчевала их аномалия. Они пытались найти способ вырваться отсюда, вырваться любой ценой, но лучше все-таки не самой высокой, тем более что большинство из них были молодыми людьми и умирать не спешили. Хотя разве старики спешат умереть? Вовсе нет, просто старики воспринимают смерть как конечную станцию, какими бы ни были твои попутчики, а сойти все равно придется. И для каждого на дороге длиной в жизнь найдется свой полустанок. Но… нас ждут на том свете, но пускай нас там подождут, потому что мы не торопимся, как говорил один несостоявшийся поэт. Пусть подождут.

Бадбой все-таки перехитрил коварный шест-флагшток, на который так и не удалось вскарабкаться, несмотря на пару артефактов-грави в контейнерах комбинезона, — не пускало что-то наверх, и все тут. Покопавшись в своем ПДА и взятой у Мобилы старенькой «Нокии-1100», он соорудил из них нечто, на первый взгляд несуразное, но это нечто, по его словам, «должно было работать». Потом настроил получившийся гибрид на передачу, записал в примитивный диктофон голосовое сообщение, спустил с флагштока флаг некогда гордой, а нынче не существующей державы и поднял его вновь с привязанным прибором. Бей-Болт, Мобила и Берет некоторое время наблюдали за стараниями сталкера-новичка со скептическими ухмылками, но когда их ПДА зарегистрировали сигнал такой мощности, что приборы пришлось отключить, поняли, что новичок взялся за дело всерьез.

— Ты чего, и впрямь что-то понимаешь во всей этой электронной мешпухе? — спросил Берет.

— Бауманка, — скупо и вроде бы даже неохотно пояснил Бадбой. — Специальность такая есть — технотроника. Так что не беспокойтесь, все будет работать как надо. Проверьте-ка лучше оружие.

— Ишь ты, технотроника… — протянул Берет. — Чего же тебя, технотронный ты наш, в Зону-то понесло? За идеями? Так нету здесь идей! Артефакты вот есть, аномалии имеются, мутантов навалом, фанатики всякие, военные, разные сталкерские группировки, которые чуть что, горло друг другу готовы перегрызть. «Исполнитель желаний», и тот, говорят, есть, а вот идей — нет.

— Чего надо, того и понесло, — неожиданно огрызнулся Бадбой. — Все лучше, чем за гроши штаны протирать в каком-нибудь полудохлом НИИ. А потом тебя выкинут, как устаревший микрочип, и заменят кем-нибудь другим. У меня отец всю жизнь космические ракеты строил, с полигонов не вылезал, а там иногда бывает пострашнее, чем здесь, в Зоне, и что теперь? Пенсия у него такая же, как у соседа-кладовщика, который тридцать лет просидел на толстой жопе в своем складе, всю жизнь только воровал, водку жрал на халяву да молоденьких сотрудниц портил. Вот так там, снаружи, в Большом мире! А я не хочу жить так, как мой отец, не хочу ждать его смерти, чтобы вселиться двухкомнатную развалюху в спальном районе! И вообще я хочу доказать, что все могу сам. И квартиру, и все остальное… А насчет идей, так за что же они глотки друг другу рвут, эти «долговцы» да «Свобода», как не за идею? Только идеи у них в принципе одинаковые, первые намерены всех построить, а вторые, хотя и ратуют за свободу, но, в принципе хотят того же самого. Разница не в идеях, только в упаковке!

Он замолчал, неожиданно все поняли, что никакой он не чечако и не так уж и юн, а уж что не придурок — вот это совершенно точно.

— А малый-то совсем не так прост, — заметил Бей-Болт. — Ладно, сталкеры, посмотрим, как у нас там с боеприпасами. Не исключено, что наше молодое дарование своего добьется. А значит, здесь скоро будет «Монолит».

Сталкеры понимали, что скорее всего за ними никто не придет, а если и придет — то это будут именно «монолитовцы», но умереть от пули все-таки лучше, чем быть раздавленными. Да и осточертело бездействие — пусть приходят, встретим в три ствола, как полагается встретим!

Вот только патронов оставалось мало.

Но и «монолитовцев» пока что видно не было.

Берет уже всерьез подумывал о том, хватит ли у него духу, чтобы взять, да и покончить с этим ожиданием? Стволы-то, вот они, только до спуска дотянуться, и все. Сталкерам — покой, а Госпоже Зоне и ее любимой ведьме-проглотке — облом!

Да только неунывающий Бадбой каждый вечер, словно по команде горна, спускающий флаг, всю ночь копающийся с пинцетом и паяльником в сооруженном из чего попало приборчике, чтобы утром снова поднять его на флагшток, не давал таким мыслям слишком уж развиться. Потому что этот парень надеялся. Может быть, собирался все-таки вернуться в свою Бауманку, чтобы закончить то, что не успел закончить его отец? Может — еще чего.

Но упорство и надежда — штуки по-хорошему заразные.

А «ведьмин пузырь» продолжал сжиматься. Медленно, но неумолимо, как и полагается самой жуткой аномалии Чернобыля.

Проверять границы сжавшейся аномалии Бей-Болт строго-настрого запретил. Теперь сталкеры расположились лагерем прямо на спортивной площадке, неподалеку от флагштока.

Все съестные припасы, которые удалось разыскать в заброшенном пионерском лагере, были аккуратно сложены в центре аномалии, тут же стояли канистры с водой. Воды было литров сто, пока что ее можно было добыть из родника, но запасы сталкеры сделали, хотя трудно было предсказать, что закончится раньше — жизнь или вода.

— Картина Репина «Охотники на привале», — мрачно пошутил Васька-Мобила.

— Шишкина, — поправил его Берет. — Репин — это «Бурлаки на Волге».

— Один черт — приплыли, — отмахнулся Мобила.

Иногда Бадбой вынимал из контейнера для артефактов слегка помятую губную гармонику, но, покрутив ее в руках, вздыхал и прятал обратно. Музыки не хотелось. Не хотелось ничего, хотя поначалу все казалось не таким уж плохим, ведь выходили же они из разных передряг. И потом, молодые считают себя бессмертными, впрочем, как и все остальные представители рода человеческого. Бессмертными до самой смерти. Но вместе с аномалией сжималась и надежда, уступая место апатии. И теперь дни тянулись жутко и вечно.