Читать книгу - "Удар Ворона - Патриция Бриггз"

– Думаю, я просто буду наслаждаться тем, как солнце греет плечи, – сказала она.

Он повернул голову, и она увидела, что он улыбается.

– Я тебе говорил о солнце.

– Иногда ты бываешь очень мудрым. Он рассмеялся.

– Иногда. Но обычно я глуп.

Всякое желание смеяться оставило ее.

– Кто так говорит?

Он провернулся к ней, идя задом наперед, и улыбнулся.

– Не надо обнажать кинжал, милая леди. Я так говорю. Большей частью я даже не могу поддержать разговор.

– Ты не глуп, – сказала она.

Улыбка сменилась мягким выражением, которое она не смогла понять, но почувствовала, как почему-то ускорился ее пульс.

– Ну хорошо, – согласился он. – Я не глуп.

Потом повернулся, и она не знала, что еще сказать. Однако сказать хотелось – чтобы снова увидеть это непонятное выражение его лица.

Лагерь разбили за несколько часов до захода, потому что Таер по опыту знал: в первые дни это занимает много времени. К тому же Лер еще не оправился от болезни, которую подцепил в Колберне, а лошади с низин, на которых ехали Тоарсен и остальные, уставали быстрее, потому что не привыкли к высоте. Несколько дней в первой части пути позволят им акклиматизироваться, а Лер за это время поправится.

– К тому же, – объяснял он Сэре, улегшись на дерево и положив голову ей на колени; во рту он держал веточку, – мне нравится этот лагерь. На земле почти нет камней, а в озере множество форели на ужин.

– Мальчикам нравится, – сказала Сэра, когда послышались возбужденные крики бесстрашных рыболовов: Тоарсен дернул свою леску. Но Таер наблюдал за дочерью.

– Для мужчины, который никогда не общался с детьми, он очень хорошо управляется с Ринни, – заметил он.

– … не так, Форан, – говорила Ринни, пытаясь научить императора насаживать приманку на крючок. – Если крючок не закрепить, приманка свалится.

– Он позволяет ей распоряжаться собой, – сухо ответила Сэра. – Думаю, его это забавляет, но ей эта привычка сослужит плохую службу в обращении с братьями.

Таер достал изо рта веточку и показал ею на Ринни, которая, подбоченясь, что-то раздраженно говорила Форану.

– Ему стоит быть поосторожней. Я знаю Ринни. Если перестанет притворяться послушным и засмеется, придется ему сушиться.

Гура залаяла на прыгающую на земле рыбу, которую выудил Тоарсен.

– Тоарсен рыбачил и раньше, – заметила Сэра. – Кисел тоже.

– Легей стоит на реке, как и Редерн. – Таер устроился так, чтобы ему было удобнее наблюдать. – Было бы удивительно, если бы Тоарсен не умел рыбачить. А Кисел повторяет все, что делает Тоарсен. Руфорт не умеет рыбачить, но он бывал в лесу. Заметила, как он ловко разжег костер? Такому в городе не научишься. А вот наш Иелиан – типичный горожанин. И весьма чувствительный. Надо держать Ринни подальше от него… ему не покажется забавным, если десятилетняя девочка будет говорить ему, что он делает неверно. Надо поговорить с Лером.

– Поговори и с Ринни, – посоветовала Сэра. – Она может проявлять сочувствие, если понимает, что тревожит людей.

– А куда пошли Хенна и Джес?

Сэра наклонила голову и потерлась щекой о его щеку.

– У нас больше рыболовов, чем крючков, поэтому Хенна сказала, что они пойдут собирать хворост и зелень.

Таер вопросительно поднял бровь.

– Мы могли бы собрать хворост. Она рассмеялась.

– Мама говорила мне о таких мужчинах, как ты.

Когда рыба была поймана и съедена, а солнце село, все собрались у костра. Таер настроил лютню, которую привез из Таэлы.

– Сыграй «Отступление пехотинца», папа, – попросила Ринни.

Так началось пение. Уже перешли ко второму куплету, когда присоединился мягкий альт Сэры. Таер знал, что она не любит петь на людях, но с ним, когда посторонних не было, она пела. То, что она вообще запела, – показатель того, насколько близким считает она Форана и его парней.

Мягкие жалобные тона «Отступления пехотинца» сменились задорной «Первой охотой большой собаки». Таер особенно любил эту песню, потому что целый месяц разучивал ее под руководством деда перед самым уходом на войну. Это последняя песня, которой научил его дедушка.

Лер извлек свой короткий свисток и подыгрывал высоко и тонко, Ринни палочками отбивала ритм. Для парней, которые не знали песню, ритм оказался слишком быстрым, но Тоарсен держался до последних строк, которые исполнялись дважды и так же быстро, как все остальное.

Затем Таер сыграл балладу, знакомую всем. Во втором куплете был дуэт, который исполнили Лер и Джес. Голоса их почти не различались по тембру, и Таеру всегда нравилось слушать необычную текстуру, которая возникала в результате этой идентичности.

На третьем куплете пальцы подвели Таера, и он пропустил ноту.

Он продолжал играть как ни в чем не бывало, и как будто никто ничего не заметил. Он ведь не сфальшивил. Просто пальцы задержались чуть дольше, чем нужно.

Он исполнял эту балладу сотни раз и ни разу не пропускал ноту – тем не менее это всего одна нота, и беспокоиться не о чем. Так он говорил себе, заканчивая последний куплет и снова переходя к припеву, но не мог не заметить, что на мгновение, когда пальцы остановились, он забыл, кто он и что делает.

С улыбкой и театральным жестом он закончил песню и отправил всех спать.

– Утро скоро, а ждать восхода мы не будем, – сказал он.

Улыбнулся Сэре и пошутил – и тут же забыл, о чем шутил. Скрыл страх за улыбкой, как научился делать на службе в армии. Но сейчас перед ним враг, с которым он не знает, как сражаться.

Когда Сэра свернулась рядом с ним, он крепко прижал ее к себе. Она поцеловала его, устроилась поудобнее, потрепала его по руке и уснула. А он прижимал к себе жену и надеялся, что тепло ее тела расслабит узлы у него в животе.

Он так тревожился, как бы не потерять ее, что совсем не думал о том, что может раньше потерять себя.

Джес встал и подошел к нему. Присел у головы отца.

– Что случилось, папа?

Голос его был мягок, как ночной воздух.

– Все в порядке, – прошептал Таер. – Ложись спать. Джес покачал головой.

– Ты не считаешь, что все в порядке. Я это чувствую. Таер обнаружил, что хотел бы иметь дело с Защитником, потому что из этих двоих Джес упрямее. И он не уйдет без объяснения, пока чувствует страх отца.

– Сегодня, когда мы пели, я почувствовал влияние того, что Путь сделал с моим орденом, – сказал он наконец, надеясь, что не разбудит Сэру. – Это длилось недолго и не причинило боли. Просто я испугался.