Читать книгу - "Череп в небесах - Ник Перумов"

…Был вечер. Тихий и добрый новокрымский вечер. Нас выбросили подальше от столицы; я не слишком рассчитывал, конечно, что наш рейд остался незамеченным, но…

Я ударил по клавише, и капсула, ныряя в волнах, вместе с остальными потянулась к недальнему берегу.

И в тот же миг тактический дисплей услужливо доложил, что спутники слежения засекли ракетный пуск из окрестностей Нового Севастополя. Я поспешил увеличить масштаб, но всё равно не успел: зелёная отметка быстро удалявшегося «коршуна» исчезла, вместо неё вспыхнуло алое кольцо, означавшее уничтожение.

Меня пробрала дрожь. На полминуты бы раньше, и… Я слишком хорошо знал эти комплексы. Заряды у них будь здоров, у экипажа конвертоплана не было никаких шансов выжить.

Быстро ж они разобрались. Молодец Дариана, хорошо вышколила.

Циник внутри меня говорил, что для успеха нашей миссии это даже неплохо. Конвертоплан сбросил нас и продолжал полёт, он не разворачивался, чтобы не навести Дариану на мысль, где именно осуществлено десантирование, поэтому зенитчики вполне могли решить, что уничтожили медлительный транспортник вместе со всем содержимым.

Капсулы одна за другой тыкались в песок и раскрывались, подобно цветкам. Моя команда деловито выбиралась на берег, даже не замочив ног (собственно говоря, их и замочить в бронекомбинезоне было невозможно). Из капсул извлекались цинки с боеприпасами, перекочёвывали за плечи солдат. Никто не суетился, все просто работали, и я вновь с невольным уважением подумал о достоинствах армейской школы, как её сумели поставить в Империи.

В сгущающейся тьме мы покинули пустынный пляж. Капсулы сами утянут себя в море, где и станут ждать нашего возвращения, если, конечно, мы решим вернуться этим путём.

Микки вскинул руку, указывая на что-то в темнеющем небе. Миг спустя в моём визоре появилось тяжело взмахивающее крыльями существо, напоминавшее древнего птеродактиля. По змеевидному телу струились извивающиеся цепочки неярких огоньков, а за тварью неотступно следовало десятка два бестий поменьше, тёмных и почти неразличимых обычным зрением. Зато в инфракрасном диапазоне они полыхали ярко-алыми пятнами. Кто-то из солдат вскинул штуцер.

– Отставить, – скомандовал я.

Твари пролетели и скрылись. Что-то новенькое, мелькнула мысль. А что, если Дариана рассылает сейчас таких вот голубчиков во все края моего родного дома, с тем чтобы закладывать, закладывать и закладывать новые истоки?.. Новых «маток», можно даже и не всех с антигравитаторами, а потом бросить их против имперцев. Что ж… так она, возможно, даже и сумеет уговорить ту же Федерацию, что «матки» – надёжная защита от вторжения.

Вот только насколько прочен её контроль над биоморфами?

Что происходит сейчас в Новом Севастополе, в его окрестностях и вообще всюду, куда успела добраться Туча, я старался просто не думать. Третья встреча с Дарианой должна стать последней. Или для меня, или для неё, думал я, невольно и в самом деле сводя всё к какой-то романной коллизии.

Предусмотрительно развешенные (правда, периодически сбиваемые наземными средствами) имперские спутники исправно сообщали мне наше местонахождение, ничего особенного не происходило на ферме, куда лежал наш путь. Мы бесшумно двигались сквозь ночь, огибая небольшие посёлки и отдельно стоящие дома – южное побережье было заселено гуще всего, но всё-таки места, чтобы укрыться, хватало.

Час проходил за часом. Короткий привал, и отряд вновь шагает, а я не могу отделаться от мысли, что, быть может, мы сейчас – последние уцелевшие от «Танненберга», что Туча возле Приволья уже пирует на телах; имперцы и защитники Нового Крыма – вместе, забывшие о всех и всяческих раздорах.

Около двух пополуночи мы достигли цели.

В небе слышался сплошной, слитный шелест тысяч и тысяч крыл. Туча накрыла окрестности города, и небо взирало на нас множеством чужих фасеточных глаз. Пока нас никто не пытался атаковать. Ничто не говорило и о том, что мы обнаружены.

Пулемётные капониры… ничего особенного, накроем парой зарядов из огнемёта. Окна фермы… заложены, похоже, штурмовать придётся и через двери, и через крышу.

Отряд разбился на группы. Все знали свой маневр, и всё, что требовалось от меня, – это включить транслируемый на всех моих спутников общий обратный отсчёт.

Вспыхнул ноль, и тело послушно оторвалось от земли. На обоих капонирах разорвались огнетворные заряды, пламя мгновенно забушевало, словно вырвавшийся на волю из тысячелетнего заточения огненный дух. Защёлкали ответные выстрелы; в свою очередь, чердак вспороли разрывные «двадцатки» наших штуцеров.

Однако гремевшие в ответ выстрелы внезапно и резко стихли. Вторая группа как раз успела взобраться (точнее, почти что взлететь) на крышу и ворваться на чердак, когда дверь распахнулась и знакомый голос Дарианы Дарк крикнул:

– Прекратите огонь! Я сдаюсь.

Я опешил. Однако тело продолжало выполнять раз отданную команду, у него не подкосились ноги от изумления, и несколько секунд спустя я уже стоял лицом к лицу со своей Немезидой.

Дарк заметно сдала. Глаза ввалились, и без того резкие морщины стали ещё резче и глубже. Она носила выцветшую камуфляжную куртку, столь же заслуженные, видавшие виды брюки и, конечно, неизменный чёрный берет. Плечо, пронзённое совсем недавно моей пулей, выглядело совершенно здоровым.

Никто из моего отряда не остановился, но стрельба на самом деле стихла.

– Я сдаюсь, – повторила она.

– Вывести всех из здания! – гаркнул я. – Микки!..

Тонкие губы Дарианы скривились.

– До чего ж ты глуп, Фатеев…

Она не шелохнулась, не сделала ни малейшего движения. Я застрелил бы её немедленно, и на сей раз рука бы не дрогнула, но Дариана стояла, точно статуя, и шевельнулись только губы. Однако и этого хватило, даже с избытком.

Перед глазами у меня вспыхнули ослепительные звёзды, накатил приступ неодолимой тошноты, земля ушла из-под ног, закружилась голова. А с небес и из зарослей на нас ринулась Туча, та самая, к присутствию которой мы успели привыкнуть за несколько часов дороги.

Да, на сей раз я бы не промахнулся. Но скрутившее всё тело судорога опередила палец, готовый нажать на спуск. Я ткнулся лицом в землю и перестал вообще что-либо воспринимать.

А когда очнулся, само собой, не было на мне ни бронекомбинезона, ни формы, ни даже белья – вообще ничего не было. Руки прикручены ко вбитым в стену крючьям, ни дать, ни взять – распятый Иисус.

Я редко обращался к Нему в последнее время, пришло запоздалое раскаяние.

– Очнулся, – услыхал я голос Дарианы. Отнюдь не торжествующий и не полный злобой. Казалось, в её словах сквозила непонятная горечь.

Я поднял голову. Тошнота и головокружение исчезли. Мы были одни в большой комнате, некогда она служила гостиной семье здешнего фермера. Старомодные занавески на окнах, но новейший кухонный процессор.