Читать книгу - "Два талисмана - Ольга Голотвина"

— Кто из вас купил собаку?

Ответом было молчание.

— Говорите! Сразу, сейчас! — прохрипела наррабанка. — Скроете — пожалеете! Все равно узнаю и со свету сживу!

— Признавайтесь, кто знает! — поддержал хозяйку Финкуд, все еще стоя на коленях.

— Мам, — дернул мальчик мать за юбку, — у Сариви в фургоне всю ночь кто-то скулил.

— Где Сариви? — жестко спросила Рейха.

— Спит еще, — неохотно ответил кто-то из циркачей.

— Разбудить!

Тут же из крайнего фургона была извлечена и приведена к стражнику долговязая веснушчатая девица с заспанным лицом и растрепанными светлыми волосами.

— И чего шуметь, за руки хватать? — по-мужски низким голосом поинтересовалась она. — Ну, купила я тявчика, Снежком зовут. Так за свои девять медяков купила, за накопленные. Вон Искорка старая уже, трюки путает.

— Пес, — веско объяснил стражник, — похищен у Дочери Клана. Влиятельная дама. До Хранителя уже дошла. Надо будет — дойдет до короля.

Сариви прониклась серьезностью ситуации, метнулась к фургону и вернулась, бережно держа белого песика с черным пятном на лбу.

— А ведь это поганое свинячье отродье мне бренчало, что у тявчика хозяйка померла! — с досадой сказала циркачка. — А родичи, мол, Снежка из дому вышвырнули и… ой!

Песик, до этого мгновения дрожавший крупной дрожью и глядевший на мир несчастными глазами, вдруг преисполнился отваги, тяпнул девицу за палец, спрыгнул с ее рук наземь и пустился наутек.

— Поймать! — крикнула Рейха циркачам.

Труппа кинулась в погоню за песиком.

— Лови!

— Окружай!

— За шкирку хватай!

— От пустыря отрезай!

— Уймитесь, дурни! — тщетно кричала на друзей Сариви. — Вы так его хуже напугаете!.. Снежок, иди сюда! Снежок, чего вкусного дам!..

Но взбунтовавшийся Мотылек наотрез отказался признать себя Снежком. Юлой вертелся он под ногами преследователей, проскочил меж протянутых к нему рук Рейхи и напрямик помчался к приоткрытой двери конюшни.

Ларш, который был ближе всех к конюшне, вбежал туда следом за псом. В спину ему полетел вопль Рейхи:

— Там медведь, медведь!

За порогом в ноги Ларшу с визгом ткнулся лохматый комок: Мотылек учуял зверя и искал защиты у человека.

Ларш поспешно оглядел конюшню… ну и ничего страшного! Вояка мирно возлежит в стойле, устремив на вошедшего внимательный взгляд. Цепь тянется к крюку на стене… вот и славно!

Нагнувшись, Ларш взял на руки трясущегося от страха Мотылька. Погладил его, успокаивая.

Что-то живое завозилось слева. Ларш быстро взглянул туда. Но это всего лишь повернулась на другой бок спящая в пустом стойле на соломе циркачка. Женщина была с головой укрыта потертым рыжим покрывалом, из-под которого видны были только ноги — одна босая, на другой темная туфелька со смятой матерчатой бабочкой. Спящая тяжело дышала.

У входа кто-то загородил солнце. Ларш обернулся. У дверей стояли Рейха, Мирвик и Финкуд.

Ларш с досадой подумал, что выглядит просто глупо: перевязь сбилась набок, завязки рубахи распустились, на руках лохматый скулящий пес…

Чтобы вернуть уважение в глазах циркачей, надо было сказать что-нибудь солидное, начальственное.

— Не больная? — сурово спросил он, кивнув на спящую циркачку. — Зараза по городу не разойдется?

— Этой заразы в городе и без нас хватает! — презрительно хмыкнул «человек-пес». — Пьяная она. Всю ночь где-то прогуляла, теперь отсыпается.

— Сестра моего муженька, — зло сплюнула Рейха. — Одна у них болезнь, траста гэрр! — выругалась женщина на родном языке.

— Ладно, — отмахнулся стражник от подробностей. — Пса я забираю и немедленно верну хозяйке.

Пьяная девица снова заворочалась и что-то неразборчиво забормотала. Ларш брезгливо поморщился и вышел из конюшни.

Мотылек забился Ларшу под куртку и тихо плакал. Запах и тепло человека немного успокоили бедняжку, но вид гигантского чудовища не мог так легко изгладиться из памяти мирного домашнего песика.

— А мои денежки, стало быть, ахнули и ухнули? — сердито уточнила Сариви из-за плеча Финкуда.

— А нечего покупать у всякой швали краденое, — поспешно вмешалась хозяйка, гася спор.

Ларш глянул на мрачную тощую Сариви. А ведь для нее и впрямь эта горстка медяков была солидной суммой, да и к Мотыльку она, наверное, успела привязаться.

Пальцы юноши скользнули к поясу, где была завязана серебряная монета. Последняя.

«А, ладно. Я сегодня обедаю у тетушки, заодно и деньжат перехвачу…»

Решительно дернув узел, Ларш извлек монету и протянул ее Сариви:

— Держи. За тявчика.

Девица убрала руки за спину и шагнула назад. Всем своим видом она показывала, что не попадется в непонятную ловушку, которую ей подстраивает «краб».

— Бери, не бойся. Я с Дочери Клана куда больше получу, раз так быстро нашел собачку.

Рейха, такая же бледная, как Сариви, приняла решение:

— Бери, дуреха, раз господин давать изволит.

Сариви с опаской взяла монету с ладони Ларша…

Когда Ларш и Мирвик уже шли прочь от Ракушечной площади, Спрут, поглаживая угревшегося у него за пазухой Мотылька, сказал:

— Запуганные они, эти циркачи. Даже не попытались спрятать собачонку.

— А то! — задумчиво откликнулся Мирвик. — В этих фургонах, на конюшне, на окрестных пустырях столько потайных местечек — хоть свору прячь! А они враз выдали нам тявчика. С чего бы это?

* * *

В кабаке «Плясунья-селедка» никто не радовался утру.

Кабатчик хмуро подсчитывал выручку, утомленно тер затылок и мечтал завалиться спать. Его жена, недавно проснувшаяся, столь же хмуро выметала за порог грязную солому, смешанную с мусором. За дверью на солому налетали тощие куры, сердито квохча, выбирали в куче крошки лепешек, рыбьи головы и прочие объедки.

Служанка за спиной хозяйки рассыпала по земляному полу свежую солому.

Обе женщины обошли по широкой дуге угол, где дремал могучий, лохматый Хрясь, известный громила и буян. Рядом маялся дружок Хряся — мелкий, щуплый, морщинистый, похожий на наррабанскую обезьяну. Его так и называли — Макака, но чаще за глаза, потому что этот несолидного вида человек был обидчив и споро пускал в ход нож.

Макака с трудом разлепил сухие губы:

— Хозяйка, водицы бы…

— Колодец во дворе, вода бесплатная, — сдержанно отвечала хозяйка.

Макака дернулся было встать, но тут же вскинул руки к вискам и страдальчески поморщился.