Читать книгу - "Позывной "Омега" - Андрей Петракеев"

Он прикрыл дверь и, усевшись на край ванны, набрал номер одного из капо Ланолли. Ждать пришлось долго, а когда на том конце подняли трубку, голос оказался незнакомым:

– Слушаю, кто это?

– Э-э-э, мне бы сеньора Тьего, – робко сказал Тёпа.

– Его сейчас нет на месте, если что-то срочное, могу передать.

– У меня для него сообщение, да-да, срочное! Понимаете, тут ко мне пришёл…

В этот момент дверь в ванную открылась, на пороге стоял Панчи, в одних трусах и с кухонным ножом в руке. Он криво усмехнулся и со словами: – Сдал-таки, сука! – размашисто полосонул Тёпу ножом по горлу.

Маленький наркоторговец лишь всхрапнул, выронил коммуникатор и завалился в ванну. Там он некоторое время хрипел и дёргался, кровь фонтаном била из рассечённой сонной артерии, заливая белый пластик стен.

А Панчи выронил нож, присел на корточки и закрыл лицо руками, его вновь трясло. А в коммуникаторе надрывался голос:

– Эй, ты чего молчишь?! Что передать сеньору Тьего?! А?!

Панчи сунул в ноздрю коротко обрезанную коктейльную трубочку и втянул порцию «басты». Крякнув, он вставил трубочку в другую ноздрю и повторил действие. Откинувшись на спинку стула, он закрыл глаза и замер в истоме, что накатила тёплой волной.

Выкрутас пришёл в себя через полчаса, сходил в ванную комнату, посмотрел на тело Тёпы, кивнул сам себе, пробурчав под нос: – Лежи тихо, сука, – и принялся методично обыскивать квартиру.

Сегодня Панчи везло, просто невероятно везло. Он нашёл в тумбочке, в прихожей, пистолет с двумя обоймами, а в спальне Тёпы, в неглаженом белье, обнаружил пару тугих пачек стокредитовых купюр. Из морозильной камеры холодильника он достал весь торговый запас наркотиков. Здесь была и любимая «баста», и «винт» и «родеги» – тяжёлый наркотик, который кололи прямиком в вену инъектором.

Панчи понимал, что из квартиры нужно уходить. Рано или поздно сюда кто-нибудь нагрянет и тогда… что случится тогда, Выкрутас не представлял, сейчас он не мог далеко заглядывать в будущее, планируя его.

Из вещей Тёпы Выкрутасу подошла лишь куртка из синтетической кожи с грубой вышивкой в виде стилизованного креста на спине. Когда-то эта вещь, наверное, принадлежала байкеру, но тот, видимо, заложил её за дозу.

Мозг немного прояснился, Панчи покинул квартиру и отправился в ближайший одёжный магазин. Те обноски, в которых он заявился к Тёпе, да то, что прихватил с собой, лишь привлекали к нему внимание.

В секции самообслуживания Панчи выбрал себе штаны, ботинки, пару носок, футболку и рамитовый свитер с капюшоном, который сошёл бы за тонкую спортивную толстовку, но согревал не хуже натурального шерстяного. Куртку Панчи оставил, она оказалась на удивление удобной, с просторными карманами, куда поместились все трофеи.

Расплатившись на кассе наличными, Панчи поспешил прочь. Он накинул капюшон на голову и, потупившись, зашагал по улице в направлении делового центра, туда, где располагались офисы Ланолли.

За то время, пока Панчи пробирался через весь город, от морга, где он очнулся, к квартире Тёпы, он понял, что жизнь его теперь настолько коротка, что можно не успеть и отлить. Его могут узнать на улице головорезы Ланолли, может остановить наряд полиции для проверки документов, которых нет. Его может просто прирезать какая-нибудь шпана. Он помнил, как в него стреляли, как было больно. Как было холодно и мерзко при пробуждении. Клеймо на лопатке болело, жгло, напоминая, что он теперь не принадлежит сам себе. Впервые в жизни Панчи решился на поступок. Не ради денег или наркоты, не ради собственной жизни, себя он считал ходячим трупом и ждал момента, когда время его закончится. Ему мнилось, что Бог дал шанс. Восстановить своё достоинство и честь, отомстить. Убить Ланолли.

– Бог мой, живущий свыше, да не померкнет имя твоё, да будет воля твоя на все поступки наши! Дай мне сил и времени, как и ранее, и не отказывай мне в свершениях моих! Да будет воля твоя на все дела наши прежние, сущие и будущие. Аминь! – Панчи Полковиц неумело осенил себя крестным знамением. Последний раз он делал это в далёком детстве, когда отец приучал его к вере, которую исповедовал сам.

Выкрутас медленно приближался к своей цели и не знал, что ему уготовано судьбой. Пути Господни неисповедимы, как сказал бы сейчас его покойный отец.