Читать книгу - "Самозванка - Валерий Самохин"

ан нельзя никак — ведь рассказчик-то дурак!

А у нас спокон веков нет суда на дураков!

Занавес упал одновременно с восторженными воплями и криками «бис». Шквал аплодисментов всколыхнул тюль на окнах флигеля, взметнул, заставил задрожать пламя свечей и вызвал в ответ яростный лай дворовых собак.

— Юленька! — Тертышный смотрел влюбленным взором. — Ты — богиня! Тебе немедленно надо в Петербург.

— Василь Михайлович. — Невысокий лысеющий толстячок с умными проницательными глазами колобком вкатился за кулисы, прервав излияния режиссера. — Поздравляю с премьерой. — Он крепко пожал руку хозяину. — Ты верно все сделал, прервав постановку. Не то это было, не то… А вот реприза была хороша. Очень даже хороша… — толстячок восхищенно причмокнул губами и оценивающе взглянул на Юльку.

— В том нет моей заслуги, Семен Александрович, — честно признался Тертышный. — Это все она, Юленька. Гость недоверчиво покосился на нее и неожиданно предложил:

— Продай девку, Василь Михалыч!

— Я тебе не девка! — не дав открыть рта своему барину, по слогам отчеканила прима.

— И кто же? — левая бровь скептически поползла вверх.

— Юлия Васильевна! Прошу любить и жаловать!

— Хорошо, пущай так и будет, — покладисто согласился толстячок. — Так продашь де… Юлию Васильевну?

— Ты, Семен, сам с ней решай, — твердо ответил режиссер. — Я ей вольную обещал.

— Кхе-кхе… — поперхнулся гость, замялся на мгновенье и повернулся к девушке: — Не желаете поступить на службу в частную антрепризу графа Шереметьева? Оклад оговорим особо.

— Это какой Шереметьев? — заинтересовалась Юлька, мучительно напрягая память. — Не тот, что женился на крепостной актрисе собственного театра?

— Кто женился? — удивленно выпучил глаза толстячок. — На какой актрисе? Да кто ж дозволит такое непотребство?

— Государь Александр, особым эдиктом… — машинально ответила Юлька, и запоздало прикусила язычок. Не давая времени гостю на очередной вопрос, она быстро сказала: — Хорошо, я согласна!

Спустя час крытая коляска везла ее по пыльной дороге вместе с нехитрым скарбом: застиранным до дыр запасным платьишком, стоптанными парусиновыми туфельками, сломанной расческой из бычьего рога, да побитой молью вязаной душегрейкой. Валенки, как услужливо подсказывала коварная память, сносились еще в прошлую зиму.

Некогда богатейшая, дворянских кровей прелестная особа задорно рассмеялась, мысленно перебирая содержимое котомки. Крепостная девка Агашка — еще один талант, отысканный управляющим театра в соседнем уезде — с испугом покосилась на смуглолицую красавицу с античным профилем. Дальний путь лежал на Москву — в Кусково, родовое имение Шереметьевых.

* * *

До имения добрались к вечеру третьего дня вместе с первыми каплями теплого летнего дождя.

— Молодой граф из Лейдена на побывку прибыли!

Курчавый арапчонок ловко вскочил на подножку кареты и ослепительно улыбнулся, просунув голову в овальное окошечко. Агашка при виде черномазой физиономии тихонько взвизгнула.

— Проводи девок в людскую избу и помоги устроиться! — приказал ему управляющий, с запоздалым испугом взглянул на Юльку и, с кряхтением покинув экипаж, торопливо засеменил в сторону барского дома.

— Меня Степкой кличут, — приосанился малец, гордо задрав вверх чумазый подбородок. — А вас?

— Агашка… Юлия Васильевна… — хором представились девушки.

— Юлька, значит, — глубокомысленно подытожил арапчонок и немедля вскрикнул от боли: острые коготки безжалостно вцепились в ухо.

— Если еще раз назовешь меня так, язык отрежу!

— Отпусти, скаженная! — захныкал малец в безуспешной попытке вывернуться. — Терпежу нет!

— Ты понял меня?

— Хорошо-хорошо… — сдался Степка, растирая припухшее ухо; обиженно поджав пухлые губы, недовольно буркнул: — Поспешайте за мной, не отставайте.

Отдельные хоромы представляли собой небольшую комнатку с одним единственным окном. Справа от входа ютилась деревянная кровать с пуховой периной, слева — грубо сколоченный столик и глиняный ночной горшок. Иных предметов интерьера не наблюдалось.

— М-да… не «Астория», однако. — Юлька разочарованно оглядела жилище. — И даже не «Бристоль».

Но делать нечего, надо обустраиваться. Скинув запыленное платье, она достала из котомки помятую смену и огорченно уселась на краешек скрипнувшей кровати. Голова немыта, где искать утюг — неизвестно, когда будет баня, ей не доложились…

Ругательство, сорвавшееся с прелестных губ, относилось к концу двадцатого века. Прозвучало оно, правда, весьма неуклюже.

— Ну, Дениска! — вслух пригрозила она. — Дождешься ты у меня… Сам, небось, в кого-нибудь приличного перенесся.

Как ни странно, но она была права в своих подозрениях. Народ оджубеев считался вполне приличным племенем: в людоедстве замечен не был, и жертвы языческим богам приносил крайне редко. В отличие от некоторых других индейских племен.

Вновь облачившись в дорожное платье, Юлька принялась расчесывать непослушные волосы роговой расческой с поредевшими зубьями. Отвлек ее от этого занятия Степка, без стука ввалившийся в каморку.

— Тебя молодой граф кличут, — бесцеремонно заявил он с порога. — Ступай немедля.

— Выйди вон, постучись и спроси разрешения зайти, — едва сдерживаясь от нахлынувшего гнева, приказала девушка.

— Ты че, очумела? — недоуменно вскинулся арапчонок. — Вожжами отходят, аль в холодную посодют… Пойдем скорей, покамест барин не осерчали.

Отложив воспитание мальца на потом, Юлька двинулась следом за ним. Путь до барского дома занял не более пяти минут, но и этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы промокнуть до ниточки — ливень разыгрался не на шутку. Тропка освещалась вспышками молний, да искрами из глаз, когда очередная ветка дерева, внезапно вынырнув из наступившей тьмы, разбойничьи ударяла по лбу.

В просторной комнате было светло и тепло. Молодой граф — будущий обер-гофмаршал императора Павла I — оказался молодым круглолицым человеком с пухлыми щечками и пикантной ямочкой на волевом подбородке. С добродушной насмешкой взглянув на Юльку, он приветливо улыбнулся:

— Ну, здравствуй, красавица! Наслышан о тебе, наслышан… Семен говорил, что ты мастерица комедийные вирши слагать?

— Иногда случается, ваша светлость, — в притворном смущении потупила глаза девушка.

— А что еще умеешь? Петь, али танцевать… На каких музыкальных инструментах играть обучена?

— Да на всех… кроме флейты. В синих глазах мелькнул озорной огонек.

— Кроме флейты? — с недоверием переспросил молодой Шереметьев.

— Тяжело на ней играть, — простодушно пожаловалась Юлька. — С нее карты падают.