Читать книгу - "Таня Гроттер и посох волхвов - Дмитрий Емец"

Потянулись дни – пасмурные, короткие дни декабря. Ветер,снег, мороз… Потом оттепель – и снова ветер, снег, мороз. Смотреть былосовершенно не на что. Разве что на замерзших русалок, которые по очередидежурили у полыньи, карауля, чтобы ее не затянуло льдом, да на нежить,деятельно шнырявшую в рытвинах и писавшую ночью на выпавшем снегу всякиенехорошие слова для обогащения и без того феноменальных познаний малюткиКлоппика.

Ваньку Валялкина Ягге и Тарарах попросили помочьприсматривать за Зализиной. Большую часть дня Лиза неподвижно сидела на краюкровати в магпункте и смотрела в стену. Но порой в нее вселялся злобный дух.Она вскакивала, начинала выкрикивать нечто нечленораздельное, билась о стены идаже пыталась выброситься в окно. По этой причине возле нее все время долженбыл кто-то находиться. Таня тоже предлагала Ягге свою помощь, но Ягге заявила,что это невозможно. Стоило Зализиной увидеть Таню, как приступы следовали у нееодин за другим. Она бросалась на нее, кусалась и пыталась задушить…

– Это не она, ты не думай… Это все сглаз этот, будь оннеладен, – говорил тогда Тарарах, бережно удерживая извивающуюся Зализинув своих медвежьих объятиях.

В любом случае Тане было ясно сказано, чтобы она держаласьот магпункта подальше.

Соловей О. Разбойник, характер у которого совершенноиспортился, устраивал команде по две тренировки в день – утром и вечером. Таняне тренировалась с командой, хотя ежедневно летала на контрабасе, чтоназывается, для души. Изредка, чтобы окончательно не утратить драконбольныенавыки, она занималась по системе Делала Критского. Ловить горошины, простоподбрасывая их, было ей малоинтересно, и она придумала накладывать на нихушустряющий сглаз. В результате вся горсть с умопомрачительной скоростьюразлеталась в разные стороны – оставалось только мчаться следом и ловить.

Вымотанная сборная Тибидохса, в течение нескольких часов«разогревавшаяся» с пятью-шестью молодыми драконами, была как бочка с порохом.После тренировки, когда Соловей уходил, достаточно было искры, чтобы междуигроками вспыхнула ссора. Как-то острый на язык Баб-Ягун сказал нечто колючееСемь-Пень-Дыру, который, в свою очередь, хамски повел себя по отношению к КатеЛотковой, едва не протаранив ее в воздухе.

Когда Cемь-Пень-Дыр размахнулся (он предпочитал лопухоидныеспособы драки), Ягун выдвинулся вперед, чтобы разобраться с ним, но тут ВеркаПопугаева с визгом: «Ай, мальчики, не надо драться!» – повисла у Ягуна наплече. Внук Ягге невольно замешкался. Семь-Пень-Дыр воспользовался удачныммоментом и ударил. Ягун упал.

– Попугаева! Больше не надо меня защищать! – мрачносказал он, поднимаясь. Семь-Пень-Дыр к тому времени уже умчался куда-то насвоем пылесосе.

– Но я же хотела как лучше! – воскликнула Попугаева.

– Я так и понял. В следующий раз, когда ты захочешь каклучше, просто отойди в сторонку… – посоветовал Ягун.

– Но драться отвратительно! Это противоречит уставу школы!Темное и белое отделения должны существовать в мире… Я сообщу Клоппу! –поджимая губы, сказала Верка.

– Угу, сообщи… Вон он стоит, твой Клопп, далеко ходить ненадо… Эй, Клоппик, кончай ковырять палочкой драконий помет, поди сюда!

– Нет, не Клоппу! Я скажу Сарданапалу! Сегодня же! Он должензнать о поступке Семь-Пень-Дыра! – поправилась Верка.

– Ой, мамочка моя бабуся! – взмолился Ягун. –ПОПУГАЕВА!!! Да что за существо ты такое! Не надо никого защищать! Не надоникому ничего говорить! Все без тебя разберутся! Умоляю: сгинь! Простопровались сквозь землю, и все! Надоела ты мне хуже горькой редьки! Ты всемнадоела!

Верка оскорбленно вспыхнула и отошла. Ягун почувствовал себянеловко. Он явно задел в душе Верки струну, которую никак нельзя было задевать.Да, Попугаева нелепая, но разве она виновата в своей нелепости? Разве не бьетсяв ее груди такое же сердце, которое хочет любить и хочет, чтобы и его тожелюбили?

Внезапно кто-то коснулся Ягуна. Он вздрогнул и повернулся.Перед ним стояла Катя Лоткова. Она платком промокнула ему кровь на губе. А налице у Лотковой было нечто такое, что Ягун ощутил, что его акции резкоподнялись в цене…

* * *

В тот же день перед обедом Таня ненадолго заглянула вгостиную Жилого Этажа. Она вспомнила, что вчера, готовясь к снятию сглаза,забыла на подоконнике тетрадь. Тетради на месте не оказалось, но Таня догадаласьзаглянуть за спинку стоявшего рядом дивана, который, по слухам, некогдаиспользовался для полетов. Таня полезла за тетрадью. Она была за диваном, когдауслышала, что в гостиную кто-то вошел, и определила по голосам, что это былиЖора Жикин и Ванька Валялкин. О ее присутствии оба явно не подозревали.

Вначале Таня собиралась, выбрав момент, выскочить и напугатьих, но почти сразу передумала. Это было бы глупо и слишком по-детски. Ейзахотелось посмотреть, как поведет себя Ванька, когда он рядом не с ней, а скем-нибудь еще.

Две пробегавшие мимо третьекурсницы искоса взглянули наЖикина и, перешептываясь, захихикали, надеясь обратить на себя его внимание.Жора наградил их снисходительной улыбкой и помахал ручкой.

– Жикин, а ты ведь девчонкам нравишься! – сказалВанька.

– М-да, кое-кому… – принялся скромничать Жора.

– Ничего себе – кое-кому! Половине школы!

– Да ладно тебе! Я ведь для этого ничего не делаю! –небрежно развалившись на злополучном диване, согласился Жикин.

– Совсем ничего? Прямо ничегошеньки? – усомнилсяВанька.

– Как тебе сказать… Девчонки, они любят раскованность,уверенность, но вместе с тем надо порой и за руку взять, и поцеловать, еслипридется. А дальше, как грипп, все само собой распространится. Это вроде какправило: если в тебя влюбились хотя бы три девчонки – через неделю их будет ужедесять. Те своим подругам проболтаются, те своим… Вон третьекурсницы только чтопрошли, видел? Я ведь, между прочим, не помню даже, как их зовут… –самодовольно заявил тибидохский лев.

– А мне показалось, ты их знаешь… Ты им так улыбнулся.

– Опыт, милый мой, опыт… – томно сказал Жора. – Заметь,девушек было две, а я, выходя из положения, улыбнулся даже не кому-токонкретно, а глядя между ними. Теперь каждая думает, что я улыбнулся ей.Тактика!

Ванька спокойно смотрел на него. Сложно было понять, как онотносится к словам Жикина. Таня надеялась, что без восторга. Ее лично Жикинраздражал. Он был самовлюбленный красавчик, весь какой-то искусственный,подленький даже не до мозга костей, а до костного мозга. Только одна этаподлость и была в нем настоящей, о чем сам Жикин едва ли догадывался.