Читать книгу - "Янтарь в болоте - Дарья Кузнецова"

Вот только, пока раздумывала, ее заметили. Девушка лишь взвизгнуть и успела, когда земля вод ногами просела, сложилась в узкий скользкий желоб, и Алёна съехала вниз, как по ледяной горке зимой. Внизу ее мягко подтолкнуло в спину, заботливо поставило на ноги; алатырница пробежала несколько шагов, ловя равновесие, и растерянно оглянулась. Как раз вовремя, чтобы успеть заметить, как желоб рассыпается брызгами; не из земли он оказался – из воды.

А через мгновение перед ней стояла сама Озерица – белоснежная, с искорками в волосах и на коже, в такой же рубахе, что и русалки, но теперь бы Алёна ее ни с кем не спутала.

– Ну здравствуй, Алёнушка, – проговорила озерная дева с ласковой улыбкой. – Что же ты в стороне стоишь? Что с нами не празднуешь?

– Здравствуйте! Да я… – начала алатырница, хотела сказать что-нибудь вежливое и пустое, но не придумала. Помолчала пару мгновений и вздохнула честно: – Напраздновалась я сегодня, довольно с меня.

Озерица растерянно подняла брови, обвела девушку задумчивым взглядом. В уголках губ еще пряталась улыбка, но глаза уже были серьезными, внимательными. От озерной девы не укрылись и следы слез, и беспорядок в одежде от бега, и встрепанная коса.

– Не дело это, одной в праздник куковать. Пойдем. – Она подцепила алатырницу под локоть и потянула куда-то вдоль берега, на ходу махнув русалкам, – видимо, чтобы продолжали веселье без нее.

– Да ну что вы из-за меня…

– Идем, милая, идем, – оборвала Озерица невнятные смущенные возражения. – Меня, Алёнушка, не всякий человек встретить способен, а ты уже второй раз ко мне выскочила.

– И что это значит? – все же спросила Алёна, поскольку пояснять что-то спутница не спешила.

– А Матушка знает! – улыбнулась та. – Но я так думаю, значит это, что я таким людям впрямь нужна, да к тому же помочь могу. Так что не спорь, расскажи, что за кручина приключилась, кто тебя обидел? Садись, – махнула рукой.

Путь вышел недолгим, и Алёна с удивлением узнала место, до которого добрались по берегу, – то самое дерево, у которого они встретились в первый раз. Но и не узнала тоже, потому что под ивой теперь расстилался заливной лужок, а крутой высокий берег сгладился пологим скатом.

– Чудно, – тихо пробормотала алатырница, послушно усаживаясь на низко склонившееся дерево. Как будто в прошлый раз оно было выше, нет?..

– Что такое? – Озерица устроилась рядом.

– Когда тут трава успела вырасти?

– А вот сегодня и успела! – звонко засмеялась дева озера. – Колдовская она, трава эта, вода под ней. На траве плясать всяко удобнее, а по воде русалки ходить не умеют, проваливаются. Да ты рассказывай, что за печаль приключилась? – вернулась она к прежнему вопросу.

Алёна немного посомневалась, но долго упорствовать не стала: слишком хотелось выговориться, хоть с кем-то поделиться. И пусть не решение всех проблем найти, но хоть сочувствие и понимание…

Поначалу, правда, собиралась только о княжеском дворце рассказать да о самом князе, никого лично не касаясь и не очень жалуясь, но незаметно разболтала все, даже о воеводе. Не только о том, как повел себя сейчас, но как оказался таким же, как и все остальные здесь. Вот уж верно – болото…

Пока говорила о дворце, еще могла сдерживать слезы, а как дошло до Олега – сил не осталось. И после, кончив рассказ, она совсем по-детски ревела, лежа на шершавой коре старого дерева и уткнувшись лицом в колени Озерицы. А та ласково, по-матерински гладила ее по голове, глядя на озеро. Снятый с черноволосой головы венок лежал тут же.

– Дети, дети, – тихо вздохнула дух озера. В устах вечно юной девы слова эти звучали странно, но тихая грусть в глазах была искренней. – Бедные глупые дети… – Вновь пригладила мягкие черные волосы, помолчала.

Спорить и иначе утешать девушку Озерица не спешила, терпеливо дожидаясь, пока сама успокоится. Да и слезы тут к добру были, с ними и обида выходила, и, как она надеялась, другие дурные мысли.

С четверть часа прошло, когда Алёна завозилась и села, смущенно утирая рукавом покрасневшие глаза и шмыгая припухшим носом.

– Я вам весь подол слезами залила, простите, – тихо пробормотала она.

– Пустяк. Что эти слезы? Та же вода! – легко улыбнулась Озерица. – Лишнее вышло, и легче стало. Стало ведь?

– Угу, – ответила Алёна, вслушиваясь в себя. И впрямь свободнее сделалось…

– Ну а коли так, и поговорить можно. Если пожелаешь выслушать, – серьезно, спокойно сказала озерная дева, и вот именно в это мгновение казалась она куда старше, чем обычно. А главное, куда строже, чем виделась прежде.

Глядя на нее такую, Алёна немного струсила и подумала, что, наверное, обошлась бы без будущего разговора. Но малодушный порыв подавила и сказала тихо:

– Пожелаю.

– Ну ты уж так насупилась, выговор слушать приготовилась! – Озерица смягчила прежний взгляд улыбкой. – Не буду я тебя ругать, не бойся. Но правду скажу. А правда в том, что грустишь ты о пустяках, горе твое дохлого ерша не стоит. Нет, что Олежка – дурак, так я с тем не спорю, и дурные его эти попытки в вине забыться тем хуже, что сам понимает – не прав. Ну а в остальном… А ты чего от дворца-то княжьего ждала? – со смешком спросила она. – Светлого князя, благодушных бояр да лубочных боярышень? Чудна девка!

Алёна под взглядом Озерицы почувствовала себя глупо, но кивнула и тихо добавила:

– Князя в народе любят. Да и воеводу я другим запомнила…

– Еще бы ты его другим не запомнила! – рассмеялась Озерица. – Сколько тебе было лет от роду, десять? И долго ли ты с ним общалась тогда? Ой не думаю!

Алёна ощутила, как горят щеки, и виновато опустила глаза. Возразить было нечего.

– Нет, он и впрямь хороший мальчик – честный, самоотверженный, надежный, – продолжила рассуждать дева озера, словно не замечая стыда собеседницы. – И что-то в нем от того героя, конечно, есть, не на пустом месте слава возникла. Да только бараном упрямым он всегда был, порывистым тоже, гордым в чем-то без меры. И в себе покопаться не меньше твоего любит, и такое там находит – жуть! Впрочем, не только в том дело. – После недолгого молчания она перестала улыбаться. – Досталось ему тоже немало, крепко досталось, не всякий сдюжит. И жизни мирной он знать не знает… Ну да довольно о нем, что там тебя еще так поразило? Князь? Так князь он впрямь хороший, за Белогорье от души радеет, старается получше сделать. А что до баб охочий – есть такое, а кто не без греха! Он никого не неволит, и подружка твоя коль дурная и головой наперед думать не приспособлена – ее дело. Не так она юна, чтобы настолько жизни не знать.

– Жаль ее… Ульяна хорошая, она правда влюбилась! Сердцу не прикажешь. А он…

– А отчего ты думаешь, что он не мог влюбиться? – насмешливо оборвала Озерица. – Нешто князю больше заняться нечем, чем так развлекаться? Уж больно нечестно у тебя выходит. Подружка твоя, бедная-несчастная, влюбилась, а еще она юная и наивная и устоять не могла, и это ее как будто оправдывает, да? А что служба у князя – не чарка меда, и обрыдли ему старые лица, а тут юная, милая, ни на кого не похожая, такой глоток свежей воды, его не извиняет? Тоже ведь как будто не было возможности устоять!