Читать книгу - "Шаг во тьму - Иван Тропов"

Это значит, что он для себя все решил. Действительно Решил. Один раз сунусь из города – и это будет мой последний раз.

Еще хуже был какой-то обрывок разговора. Не укладывался в голове, все ворочался недобитой змеей… Старик… Его выбор…

Выбор сейчас – это я понимаю. Но что за выбор был тот, другой, первый? О чем Виктор говорил? Ноги? Но нет, тогда не было у Старика никакого выбора. Да Виктор и сам же…

Я замер, осененный новой мыслью.

Или… или он всего лишь играл в откровенность?! Чтобы сильнее меня запугать?

Неохота ему каждый день за мной следить, вот и решил напустить страха. Страха и тумана. Чтобы мог перестать следить за мной, но с чистой совестью. Бросить слежку, но быть уверенным, что я не полезу на рожон. Так?

Вот оно что… Да, в этом все дело. Гош поговорил с ним. Убедил, что они могут приглядывать за мной через ночь, и Виктору вовсе не обязательно тратить на меня каждую ночь, как он пообещал Старику. Оттого с Виктором этот приступ рвения и случился – напоследок?

Надеюсь.

Не собираюсь я здесь сидеть, пока чертова сука – там.

Не могу. И не буду.

* * *

Если только она все еще там.

А если ее и сегодня не было?

Я кружил вокруг телефона, глядя на часы.

Эх, позвонить бы ему на мобильный… Но мобильный у него отключен.

Перестраховщик Гош всех нас заставляет отключать, когда на охоте, – конторская привычка.

В принципе он прав. Работающий мобильный – это ошейник с радиоколокольчиком. Даже когда по нему не разговариваешь. Достаточно того, чтобы просто был включен. Если охрана серьезная, то все, уже спалился.

Человек с подходцем к операторам связи – ну и с головой на плечах, разумеется, и с кое-какими навыками – сразу заподозрит что-то неладное: дремучая больница на краю крохотного городка, глубокая ночь, чертова сука занимается своими делами – и вдруг вокруг нее кто-то нарезает круги. С номером мобильного из другой области. То терпеливо сидит неподалеку, то с одной стороны подползет, то с другой и опять сидит тихо… Тут большого ума не надо, чтобы все сообразить и взять за шкирку обладателя этого мобильного, с номером из Смоленской области.

А ведь могут и не сразу взять, а проследить до города. До дома, до друзей, до всех контактов – до самого конца. Нашего конца…

Силы воли у меня хватило до рассвета. Едва стрелка переползла семь часов, я схватил трубку и набрал домашний номер Гоша.

Гудок. Гудок.

Я сопел, переступал с ноги на ногу, ногтями выбивал дробь из полированного столика – ну давай же, давай же, давай!

Гудок…

Сняли! Ну, наконец-то!

Я ждал сухого гошевского «да», но по ту сторону о трубку что-то прошуршало, потом раздался вздох. Неспешный, с сонным зевком, женский… Я оскалился еще раньше, чем услышал голос тети Веры. Мог уже не спрашивать, дома ли Гош. Если бы был дома, взял бы сам. Кто еще будет звонить в такое время?

Он и сам мне позвонит, когда приедет, – только я не мог ждать. Вдруг он решит сначала душ принять и чаю попить? Вполне в его стиле.

Я ходил из комнаты в комнату, щелкал на кухне чайником, чтобы заварить чай, но почему-то так и не заварил. Мысли скакали. Чайник то все еще шипел, никак не желая закипеть и звякнуть, а то уже слишком давно тишина, и можно бы его еще раз вскипятить, чтобы не едва теплой водой чайные листья заливать…

А он точно позвонит, если приедет? Он ведь может не только душ принять и позавтракать, но и спать лечь. И совершенно спокойно проспать все положенные восемь часов, а только потом мне звонить. Ведь звони не звони, а до вечера все равно никуда не поедешь, верно?

Гош такой. Запросто может и спать лечь…

Шипел чайник, я таскался из комнаты в комнату, небо за окном светлело, а телефон все молчал.

Второй раз моя сила воли прорвалась в половине девятого. Четыре гудка, и снова трубку взяла тетя Вера. Не случилось ли у меня чего?

У меня! Нет, ничего, у меня все просто замечательно… Но пусть Гош перезвонит, когда придет. Сразу же, хорошо? Хорошо.

Хорошо… Ни черта не хорошо! Уж почти день, а его все нет и нет!

Когда зачирикал телефон и определитель выдал домашний номер Гоша, на часах было полдвенадцатого. Выходит, он сидел у больницы до самого рассвета, до последнего. Собственно, он уже мог ничего не говорить.