Читать книгу - "Левиафан. Проклятые земли - Алексей Фролов"

Задолго до штурма Ставангера он рассуждал, что будет делать, когда решающая фаза его плана завершится. Он мог бы тут же сесть на пару драккаров с выжившими воинами и отправиться на запад, к неведомым землям, по которым странствовал его враг. Конечно, ему не терпелось это сделать. Но Аудун хорошо помнил слова эриля, сказанные на острове Болли. На дальнем берегу, за Южным морем, стояла целая армия и он не мог двинуть против нее столь ничтожные силы.

Аудун колебался, но все решилось само собой. Наутро после штурма выяснилось, что он ранен отравленным оружием, и это было довольно странно, ибо нордманы презирали яды, как самый бесчестный из известных им методов убийства. Яд Аудуна не убил, но серьезно ослабил. Заражение началось с резаной раны на плече и конунг, прикинув, когда и от кого он ее получил, тут же понял, что негласную традицию нарушил знаменосец Асбьорна.

Лейв сказал, что полное выздоровление займет два месяца или чуть больше. Аудун услышал, что у него есть еще две-три недели, пока он окончательно не оправиться от яда. За это время он намеревался выжать из нордманских земель максимум. И успешно это делал.

– Поясни мне, конунг, зачем ты убил Эйрика? И почему именно здесь? – спросил Гуннар. Они стояли на смотровой башне у западной стены и смотрели на раскинувшуюся у их ног равнину, которая менее, чем в сотне гейром обрывалась скалистыми утесами в море.

Беловолосый пропал на два дня после того, как они взяли город. Аудун подумал, что ульфхеднар не вернется, однако ж тот пришел на третий день, но заговорил лишь теперь, когда минула уже почти неделя. Он нашел Аудуна на смотровой башне. Конунг отослал дозорных и стоял в одиночестве, укутанный в плотный шерстяной плащ, тяжело опираясь на деревянный щиток, за который воины на башне пряталась от стрел в случае осады.

Он не выглядел ни усталым, ни больным, лишь взгляд его изменился. Но беловолосый, как ни старался, не мог его прочесть. Была там и грусть, и надежда, и злоба, и еще множество эмоций, которые вместе образовывали что-то совсем уж из ряда вон выходящее.Однако Гуннар пришел к конунгу не за этим.

Они стояли в тишине около часа, потом беловолосый задал свой вопрос. Прямо, как принято у нордманов, без лишних прелюдий (любви, как говорил Ульв, это замечание не касается, ибо в ней нормадны столь же искусны, как и на войне). Аудуну не понравилось, как воин произнес слово «конунг». В сущности, ему было плевать на то, что о нем думает этот человек… это существо. Однако он ценил Гуннара как бойца, который стоит троих, а то и пятерых хускарлов. А еще он полагал, что беловолосый пойдет с ним дальше. Иначе бы не он вернулся в Ставангер.

– Потому что здесь наши пути разошли, – Аудун не отрывался от созерцания серой каменистой равнины и моря за ней. Ему приходилось говорить громче, чем хотелось бы, из-за довольно сильного ветра.

– Ты всех убиваешь, кому с тобой не по пути? – невесело хмыкнул беловолосый и конунг понял, что это был вовсе не шуточный вопрос.

– В основном, – не менее серьезно изрек он. – Но здесь другое. Думаю, ты понимаешь.

– Догадываюсь, – кивнул беловолосый после недолгого молчания. – Слишком уж часто мне доводилось не по своей воле участвовать в грязных политических интригах. Да только у тебя другие цели, тебе плевать на завоевания.

– Верно, – согласился Аудун. Он перевел взгляд на беловолосого и соприкоснулся взглядом с его волчьими глазами. Мгновение и он отвернулся, Гуннар сделал тоже. Таким, как они, не было нужды играть в гляделки.

– Думаю, убил ты его, потому что тебе нужна была его армия, – продолжил ульфхеднар. – Не вестфольдский хирд, а целая армия. Все нордманские воины, готовые сражаться и умирать. Хоть за конунга, хоть за награду, хоть за славу. Я не первый месяц в этих землях и могу смело утверждать, что здесь вдоволь и первых, и вторых, и третьих.

– Есть еще четвертые, – тень улыбки тронула губы конунга. – Есть те, кому просто скучно. Удивительно, но обычно такие и меняют историю.

– Ты бы мог сам убить какого-нибудь конунга и начать завоевательный поход от собственного имени, – продолжил Гуннар, пропустив мимо ушей замечание Аудуна. – Вот только за тобой никто бы не пошел. Потом, когда ты сжег бы пару городов, в тебе бы, конечно, признали и великого воина, и великого лидера, и хоть воплощение самого Тора, но это потребовало бы времени. И немало. Гораздо проще было использовать для этого человека, чье имя уже окутано немалой славой и за кем пойдут безоговорочно.

– Эйрик, – прошептал Аудун. Он почтил вестфольдского конунга и всех его воинов достойным погребением. Это было правильно. Вот только он не ожидал, что где-то в глубине его души после убийства Эйрика зародится маленькое мерзкое чувство. Он совершал поступки хуже, гораздо хуже, но подобного с ним не происходило до того, как он попал в эти проклятые земли.

– Эйрик, – повторил Гуннар. Он тоже смотрел на море за равниной и холодный ветер нещадно трепал его седые до нестерпимой белизны волосы. – Его именем ты подчинил нордманов, одновременно возвысив себя в их глазах, потому что все это время был подле него в роли знаменосца. А потом… потом ты понял, что Эйрик не пойдет с тобой за море, потому что легендарные сокровища неведомых стран ему не интереснее дерьма в отхожей яме. Он был авантюристом, но у каждого авантюриста есть предел, который он не станет пересекать ни при каких обстоятельствах.

– И Эйрик свой предел нашел, – подтвердил Аудун, изогнув губы так, как в каком-нибудь другом мире люди могли бы улыбаться. Безумные люди с недобрыми намерениями. – Здесь, в Ставангере.

– Но не ты, – медленно покачал головой беловолосый воин. – До этого момента мне все понятно. Мне понятно, почему корабелы Ставангера не в памяти стругают доски для новых драккаров по твоему приказу. Мне понятно, почему во все города от Вестфольда до Ругаланда, и даже в земли свеев и данов ты отослал гонцов, чтобы объявить о своем великом походе на запад. Мне не понятно одно. Зачем? Зачем тебе на запад?

Аудун долго молчал прежде, чем