Читать книгу - "Храм Саламандры - Вадим Арчер"

Витри и Шемма шли вверх по Большому Тионскому тракту, тянущемуся от устья Тиона до самой Оккады. Мимо них в обе стороны двигались пешие и конные, поодиночке и группами, везли товары и гнали скот. Чувство сиротства и бесприютности не покидало Витри – он не привык к постоянной перемене не виданных прежде мест и обилию незнакомых людей. Лоанец начал понимать, как надежно его защищали от остального мира стены маленького домика, куда он возвращался с рыбалки, окрестности села, где не встречалось незнакомых лиц, луга и родное озеро. Теперь обжитое пространство сузилось до точки, где был он сам, его односельчанин Шемма да вислопузая кобыла Мона, которую они с Шеммой по очереди вели в поводу.

За едой Шемма не забывал горестно воскликнуть:

«Буцека ведь моего едим, Буцека!» От печали его аппетит усиливался, и табунщик незаметно съедал свою долю, а за ней и немалую часть доли Витри. Затем он откидывался на траву подремать, вяло отмахиваясь от кусачих насекомых, постоянно преследовавших его. Днем Шемму неутомимо ели слепни, вечером комары, неизвестно в каких щелях сохранившиеся до середины лета. Насекомые пренебрежительно облетали Витри, что весьма озадачивало его.

– Вкусный ты парень, Шемма, – как-то заметил он товарищу. – Всякая тварь так и норовит отхватить от тебя кусочек.

Шемма воспринял его высказывание как лестное.

– Ем вкусно, потому и вкусный, – рассудительно ответил он. – Ох, и не люблю есть что попало! Так я и не попробовал того паштета в лавке… небось не хуже копченого сала тетки Пейи. – Шемма лениво повернул голову к Витри. – А ты, парень, хоть и ешь много, а тощий. Нельзя так.

Витри невольно взглянул на свою руку – сухую, жилистую руку много работающего деревенского паренька.

– Нельзя, думаешь?

– Нельзя. И комары тебя кусать не хотят, и вертихвостка твоя от тебя нос воротит.

– Лайя?! – Витри вдруг осознал, как давно не вспоминал свою кудрявую, веселую Лайю. – Она тебе не нравится?!

– Почему не нравится? Нравится. Видная девка. Но я бы на ней не женился. – Шемма сонно потянулся. – Беспокойства от нее много, а я беспокойства не люблю. Вон Мельникова дочка подрастает – пышная, белая. Хозяйственная.

Пироги печет – на всю улицу запах. Ее пирогов я бы поел.

Шемма замолчал, смакуя в уме пироги мельниковой дочки, и вскоре незаметно для себя уснул. После обеда, в самую жару, он имел привычку поспать, и никакие силы не могли заставить табунщика от нее отказаться. Витри не возражал – по жаре было трудно идти, да и Моне нужно было попастись.

В пути лоанцы питались едой, купленной в располагавшихся по тракту деревнях, или заходили в придорожные трактиры. В трактирах было много проезжих людей и брали дорого, но Шемма наотрез отказывался пропустить хотя бы одно такое заведение. Его круглая физиономия млела при виде жирной, горячей пищи, и он каждый раз добросовестно наедался в запас, а потом брел за Витри, еле передвигая ноги.

О взятии Бетлинка лоанцы узнали в одном из таких трактиров. Они сидели в душном, темноватом помещении среди других путешественников, жующих и запивающих еду, когда на пороге появился обветренный, запыленный человек в охотничьей куртке и быстрым шагом подошел к стойке. Он потребовал холодного пива, нетерпеливо стуча монетой по доске. В том, как он вошел, как отрывисто приказывал хозяину, как глотал ледяное, из погреба, пиво, было что-то настораживающее. Разговоры затихли, головы посетителей одна за другой повернулись к вошедшему.