Читать книгу - "Спящее золото. Дракон судьбы - Елизавета Дворецкая"

Бросив принесенные туши возле огня, Свальнир тяжело бухнулся рядом с Хёрдис. Она сидела на обрубке бревна, а он прямо на полу, и все равно его голова была выше ее.

– Я хотел поймать тебе рысь, но она убежала! – поведал великан, осторожно обнимая Хёрдис за плечи, и она сжалась от страха и отвращения к его каменным холодным рукам. А осторожность великана была совсем не лишней: не рассчитав силу, он мог невольно убить свое сокровище. – Рыси – они такие забавные, так шустро прыгают по веткам! – продолжал Свальнир. – Тебе было бы повеселее с ней.

– Мне будет весело только с Драконом Судьбы! – сурово сказала Хёрдис. – Я уже говорила тебе, но ты все забыл, каменная твоя голова! Я хочу, чтобы ко мне вернулось мое обручье! Я узнала, что оно теперь у Вильмунда, у сына Стюрмира конунга! А где сам Вильмунд, я не знаю! Я должна пойти и разыскать его! И отомстить им всем за то, что они отняли мое обручье! Я прокляла их всех, и мое проклятие должно сбыться. Ты это понимаешь?

– Я не могу тебя отпустить! – ответил великан. – А то ты опять убежишь и не вернешься, а за пределами Медного Леса я тебя не поймаю!

Хёрдис горько усмехнулась. Это чудовище отлично знает, что она ни о чем другом не мечтает, кроме как убежать. И его это не обижает и не печалит. Просто он об этом помнит и потому не отпустит ее далеко от себя.

– А убегать очень плохо! – умиротворенно убеждал ее великан. – Тебе нигде не будет так хорошо. Никто другой не сможет заботиться о тебе так хорошо, как я. – И он с гордостью оглядел кучу дров и две туши возле огня. – Чего тебе еще надо?

Хёрдис не ответила, и Свальнир добавил:

– Завтра я наверняка поймаю тебе рысь.

Хёрдис скривилась, не зная, то ли плакать, то ли все же попробовать засмеяться. Как объяснить этому чучелу, чего ей еще надо? Общества себе подобных – но он никогда не имел его, потому что второго Свальнира на свете нет. Свободы – а кто может его заточить? Человеческое счастье – вещь слишком трудноуловимая, ее даже сами люди не могут уяснить себе, так где же это понять великану? И как убедить этот мир, что даже она, Хёрдис Колдунья, тоже хочет быть счастливой?

– А тебе самой никуда ходить не надо, – продолжал Свальнир. – Ты считаешь меня очень глупым, но я… Ну, по-человечески я, наверное, очень глуп, потому что совсем не понимаю, как думают люди. Но мы, племя Имира, думаем по-своему. И мы много умеем такого, чего не знают и не умеют люди. Ты сделаешь все, что хочешь, не сходя с этого места. Ты отомстишь тому человеку, у которого сейчас наш Дракон Судьбы. С ним произойдет именно то, чего он больше всего боится. Это будет хорошая месть! Я научу тебя.

– Научишь? – Пересилив неприязнь, Хёрдис повернулась к великану и заглянула в его темные, невыразительные и бездонные глаза. – Ты меня всему научишь?

– Да, да! – оживился Свальнир и потянул из ножен свой меч. – Дракон Битвы может очень многое. Вот, посмотри сюда!

Хёрдис склонилась и вслед за великаном стала вглядываться в огненные отблески, рисовавшие на черной стали волшебного клинка загадочные и сильные руны…

О молодом Вильмунде ярле ходило много разговоров. Одни утверждали, что он прячется во внутренней усадьбе Фрейвида Огниво, то есть в Кремнистом Склоне, другие слышали, что он отправился на Восточное побережье к Хельги хёвдингу, а торговые люди якобы видели его у конунга кваргов. Никто не знал, где здесь правда.

А на самом деле даже сам Вильмунд не понимал, где он и что с ним. Он уехал из усадьбы Овсяные Клочья через несколько дней после кюны Даллы, как только были получены верные вести о возвращении Стюрмира конунга. Вильмунд понимал, что отец немедленно пришлет за ним, а смелости для этой встречи у него не было. Всем своим людям он разрешил делать, что они считают нужным, и почти все уехали приносить Стюрмиру новые клятвы верности. Люди с озера Фрейра больше верили в удачу Стюрмира конунга, чем Фрейвида. С Вильмундом осталось человек семь хирдманов, в основном те, кого он привез с собой из последнего похода. Эти люди были обязаны ему всем, а на приветливость Великана им рассчитывать не приходилось.

Какое-то время Вильмунд с остатками дружины провел в маленькой усадьбе на рубеже Медного Леса. Там его не знали в лицо, и Вильмунд назвался чужим именем, которое сам сразу же забыл и на которое не отзывался, когда к нему обращались. Их появление никого не удивило: Вильмунда приняли за еще одного беглеца с Севера, по вине фьяллей потерявшего и дом, и здравый рассудок.

В той глуши его никто и никогда не нашел бы, однако непонятная тоска и тревога не давали Вильмунду покоя. Впервые в жизни он остался совсем один, без наставников, советчиков и друзей, брошенный в дремучей чаще своей судьбы, как ребенок, в голодный год унесенный в лес. Из леса надо как-то выбираться, но как? Вильмунд не мог оставаться на месте, словно его спасение было в постоянном движении – все равно куда. Он как будто искал чего-то: то ли надежного пристанища, то ли самого себя.

Со своей крохотной дружиной он бесцельно переезжал с места на место, нигде подолгу не задерживаясь. И честь, и остатки здравого смысла говорили ему, что лучше и проще всего поехать к Стюрмиру и попробовать заслужить его прощение. Уж в праве погибнуть в битве с врагами грозный отец не откажет сыну, как бы сильно тот перед ним ни провинился. Вильмунд знал, что так ему и следует поступить, но решиться не мог. В нем словно что-то сломалось, и он, как корабль с поврежденным рулем и без весел, носился в жизненном море по воле волн.

Хирдманы спорили между собой, предлагали разыскать Фрейвида хёвдинга или просить покровительства у чужеземных конунгов, но Вильмунд не мог принять решения – у него просто не хватало духа снова показаться на глаза людям. Только безлюдные леса и долины казались ему подходящим местом – скалы и ельники не заставляли его принимать решения и отвечать за последствия. Часто ему снилось, что он переплыл море и уже видит перед собой берег, прибой бьет его о песок, остается только собраться с силами, встать на ноги и выйти из воды, но тело кажется набитым шерстью и не слушается, волны бездумно и безжалостно то швыряют вперед, то опять отталкивают назад, чтобы размахнуться и снова тащить по гальке и камням к вожделенной суше…

Однажды – Вильмунд давно сбился со счета и не знал, сколько дней прошло с тех пор, как он узнал о возвращении отца, – их маленькая дружина засветло не нашла никакого жилья и заночевала прямо в лесу. Хирдманы спали в шалашах из еловых лап, а Вильмунд сидел на страже. Он не возражал против того, чтобы делить со своими людьми трудности походной жизни, поскольку все равно плохо спал и половину ночи проводил в бесцельных и бесполезных раздумьях. Все было тихо, ночной холод заново прихватил землю, которая днем уже заметно оттаивала в ожидании близкой весны.

Вдруг на краю поляны качнулись ветки, и на грань тьмы и света от костра выскользнула темная низкорослая фигура. Вздрогнув, Вильмунд схватил копье, лежавшее на земле рядом с ним, вскочил на ноги и хотел было криком разбудить товарищей, но онемел, словно чья-то невидимая рука мягко закрыла ему рот. Голос из глубины души подсказал: кричать не нужно. Незачем кого-то будить – то, что происходит, предназначено для него одного.