Читать книгу - "Кривая дорога - Даха Тараторина"

Может быть, Еля вырвалась. А может быть и нет: сдалась, уступила, чтобы жизнь сберечь. Говорят, шли они к Друде рука об руку — благословения просить. А вышла из избы девка уже одна.

Но то сказки. Россказни глупые. Кто стал бы следить за деревенской дурёхой, каждый шаг проверять? Как-никак, и порчу наслать может — боязно. Но подходить к Красному Плащику больше никто не подходил. На всякий случай.

Друда разожгла печь. Небрежно, хоть и не желая лишний раз тревожить раны, дёрнула оборотня, повертела, хмыкнула одной ей известным мыслям:

— Хорошо тебя…

— Сам знаю, — Серый вырвал руку из цепких сухоньких пальцев. — Не за тем пришёл.

— Куда торопишься? Тебе торопиться некуда. Пока бабка Друда тебя не направит, незачем спешить. Всё одно не знаешь, в какую сторону.

Сероволосый промолчал, стараясь не злить лесную жрицу. С вежливой благодарностью принял рубаху.

— Ну вот, теперь сдалека видать — важный человек идёт. А то облезлый, грязный… Смотреть противно!

Тем временем поставила к огню котёл, плеснула воды да закинула связку похожих на пауков на ножках травок. Вонючих — аж глаза слезятся. Туда же отправился сероватый порошок, песчинками цепляющийся за сухую шелушащуюся кожу, растёртые узловатыми пальцами листья, зарыдавшие странным жёлтым соком, пригоршня мелкого разноцветья и (Серый готов был поклясться!) вяло шевелящийся ужик, едва мелькнувший золотыми серёжками[3]. Как бы противно не выглядело содержимое, вскоре котелок задышал ароматным сенным паром, заодно напоминая, что с утра, окромя пары пирожков, у Серого в животе ничего не водилось. Бабка, не поморщившись, опустила грязную руку прямо в кипящее варево, смочила палец, облизнула, посмаковала. Докинула ещё щепоть чего-то белого, помешала тем же пальцем и осталась довольна.

— Что это? — оборотень боязливо спрятался за печь.

— Соль. Али не видишь?

— Соль?

— А то как же! Без неё ты остальное так просто не проглотишь.

Друда подцепила котелок и ловко, прямо через край щедро наполнила деревянный ковш с резной утиной головой. Жидкость, казавшаяся прозрачной, сразу сменила цвет на ярко-зелёный. Брать такое в рот хотелось ещё меньше.

— Что смотришь? Пей.

Мужчина с опаской принял сосуд, случайно пролив немного на пол. Пролитое сразу забурлило, вспенилось и разбежалось по щелям мелкими, словно живыми, каплями. Волк в ужасе шумно сглотнул слюну:

— Вот это?

— Неужто не доверяешь старушке? Думаешь, отравить собралась?

— Может и не собралась. Но травануться всё равно могу.

— Это лекарство, волчок. Пей. Ты же не хочешь протянуть лапы раньше, чем получишь то, за чем пришёл? Тебе силы понадобятся. Лучше поверь старой ведьме. Или проваливай уж сразу.

Серый зажмурился и отхлебнул. Боязно, конечно, но хозяйку обижать негоже. Тем более, что она и черпаком огреть может: не зря из рук не выпускает.

— А ничего, — вкус и правда оказался приятным: тягучая горячая жидкость наполняла тело, жаром пробегая по жилам, отыскивала воспалённые раны, походя цепляла мелкие царапины, жгла, заполняя лесным духом. Сначала словно вытекала через растравленную изрезанную кожу, но закрывала раны, хваталась за края, стягивала, пекла печным огнём, пока мука не отступала. Раны не затягивались одна за другой от волшебного зелья, но переставали томить, терзать, отзываться в каждом движении. Оборотень смелее сделал второй глоток.

— То-то же! — Друда заглянула в котелок, выплеснула остатки себе, присела рядом на скамью и пригубила с таким видом, с каким позволяет себе хмельное по большим праздникам запойный пьяница. — А что? Мне тоже силы пригодятся. Отжил? Выкладывай теперь, чего тебе так надобно, что к самой лесной ведьме пойти не побоялся? Али люди не донесли, что меня остерегаться надобно?

Серый смущённо поболтал остатки питья:

— Я, признаться, знать не знал, что тебя бояться полагается.

Старушка поперхнулась от хохота, расплескала по столу половину драгоценной жижи.

— Я-то думала, ты шибко смелый, а ты дурной просто. Ну, тоже неплохо. Дурные живут дольше. Или хотя бы интереснее. Выкладывай.

Оборотень осушил ковш и шумно — помирать так с музыкой! — бухнул на стол:

— Мне нужно зелье.

— Кто бы сомневался, — кивнула старуха.

— Необычное зелье. Редкое.

— За другим своим хвостом и не рискуют.

— Когда-то давно такое водилось в нашей семье. Им поили волчат…

— Чтобы они не перекинулись раньше времени и не цапнули кого ненароком?

Волк недоумённо кивнул. Неужто Доля оказалась так добра к нему, что по случаю вывела на, возможно, единственную ведьму, знающую утерянный рецепт.

Друда захохотала. Залилась, не в силах удержать весёлые слёзы, затряслась всем телом, стуча ладонями по столу и едва не падая со скамьи, навернула и кружку с почти допитым варевом и опустевший ковш. Серый вскочил с места — придержать, а то, не дай боги, завалится и сломает себе чего-нибудь.

— И ты поверил? — старушка соболезнующе похлопала по щеке подхватившего её волка. — Такого зелья не было и никогда не будет! Малышей запугивали, чтоб они не шалили, а вы и рады верить. Единственное, что сдерживало вас — ваши родители.

— Я не верю.

Серый опустил руки вместе с Друдой, что уже уютно на них устроилась. Старуха негодующе засопела, подтянулась, ухватившись за край стола.

— А ты, стало быть, из красивых, но глупых, так, волчок? Есть лекарство, конечно, есть, — Серый воспрял, — это любовь. Любовь, честь и совесть, малыш. Только они оберегают от неправильных поступков. И нет никакой магии, которая могла бы их наколдовать.

— Значит, лекарства нет?

— Лекарства? А ты разве болен? — старуха ткнула мужчину в куда менее ноющие рёбра. Серый скривился, но стерпел. Зелье вправду отлично помогало.

Старуха врёт. Шутит, развлекается, понимая, что ему нечего терять. Даёт надежду и снова отбирает. Ведьма! Ведьма и есть… Может она вовсе сошла с ума от одиночества. Даже не уверена, въяве ли пришёл к ней гость или чудится? Неправда. Зелье — есть. Им поила его мать, а Агния… не станет врать?

«Станет» — обречённым набатом прозвучало в голове.

Агния — станет. Врать, недоговаривать, плести кружево лестных лживых слов. Убивать. Она станет делать всё.

Он хотел спросить про зелье у матери. Помнил об этом каждый миг, прорываясь через необъятных охранников, привлекая внимание, вынуждая узнать его. Признать.

Но по голове получил чуточку раньше.

И тут в глазах потемнело. Друда поплыла, раздвоилась.

— Что, притомился, волчок? — соболезнующе уточнила правая.

— Приляг, приляг. Легче не станет, но всё отдых, — добавила левая.