Читать книгу - "Оборотный город - Андрей Белянин"

– У нас мало времени. Напоминаю всем боевую задачу – найти могилу (одну-две-три), в которых по вашему опыту (ощущению, наитию, интуиции) лежит что-то более ценное, чем гроб и покойник. Основной упор делаем на поиск драгоценных камней, золота и серебра. Вопросы есть, служивые?

– Никак нет! – старательно отрапортовали упыри и прыснули в разные стороны. Я покосился на Прохора, тот пожал плечами, что ж теперь делать, пущай рыщут.

Мы неспешно присели на ближайший холмик, спиной к спине, я держал ладонь на рукояти пистолета, а он положил охотничье ружьё себе на колени.

Тишина была неприятно чрезмерной, я бы даже сказал, наигранной. Словно бы сидим мы вот так посреди столичной театральной сцены, а из темноты зрительного зала на нас со всех сторон пристально смотрят десятки внимательных глаз – оценивая, прикидывая, взвешивая. И в какой момент, по чьей указке, ход пьесы резко сменится с возвышенной лирики на кровавую драму, никто не знает. Кроме меня, конечно…

– Чуешь, характерник?

– Чую, – стараясь не шевелить губами, ответил я. – С твоей стороны из-за леса ползут трое, без оружия. Нападать сразу не станут, дождутся подкрепления. Это ещё четверо, они спешат. Береги левую руку, могут ранить.

– Точно ли?

– Насчёт раны? Не уверен, но поберегись. Стреляем одновременно, я скажу когда.

А ведь спроси меня потом, как и почему я всё это знаю, ведь не объясню ни за что. Озарение – словно солнце, бьющее в лицо во время полуденного сна на сеновале, миг, и ты уже на ногах! И грудь полна жизни, и всё впереди, и старости не бывает, и столько всего ещё хочется успеть…

– Иловайски-и-ий! Кажись, е-эсть! – донеслось с дальнего края кладбища, но именно в эту минуту чумчары встали в полный рост и с воем пошли в атаку.

Три наших выстрела слились в один! Три мерзкие твари рухнули ничком с пробитыми черепами, четвёртого чумчару Прохор встретил прикладом в зубы. Оставшиеся три, размахивая сучковатыми дубинами, попытались взять нас в кольцо.

Отшвырнув разряженные пистолеты, я выхватил саблю, но клинковое оружие не всегда выигрышно при прямом контакте с надёжной оглоблей. Пару раз мне пришлось нырком уходить из-под размашистых ударов, а потом я подрубил одному ноги и, приподнявшись, снёс ему башку. Двое чумчар ухитрились сбить моего денщика с ног, но в ту же минуту одному из них на спину бросились два упыря. Другого Прохор принял на кинжал, а я в два взмаха дедовского клинка довершил справедливость…

– Цел?

– Да что со мной сделатся, ваше благородие?! Старому казаку – всё на руку, и битва, и молитва, а как убил врага, так не злись на дурака!

– Рифмы слабоваты.

– Так ить я ж стихов не пишу, говорю, как дышу, и в поэтическом смысле лишь выражаю мысли.

Я хмыкнул и помог ему встать. Открытых ранений видно не было, если и словил чего чумчарской дубиной, так по крайней мере всё без переломов, отделается парой синяков, а это для нас дело привычное.

Шагах в пяти Моня и Шлёма с чавканьем делили свою законную добычу. Интересоваться, вкусно ли, как и желать им приятного аппетита, казалось не совсем этичным. То есть для нас, православных христиан, это вообще было бы верхом безнравственности и фарисейства. Ну а, с другой стороны, почему бы ребятам не отпраздновать свою маленькую победу? Всё-таки они на пару, без чьей-либо дополнительной помощи, уложили в рукопашной схватке здоровенного чумчару и загрызли его насмерть. Тоже ведь подвиг, как ни верти…

– Я думал, вы своих не едите.

– Верно, хорунжий, своих тока чумчары трескают, – вытирая грязной ладонью липкие пухлые губы, напомнил Шлёма. – А только энто чужаки беззаконные – не мы их, так они нас схавают! Чего ж зазря церемониться… Сам точно не будешь?

– Нет.

– Просто попробовать?

– Нет, не буду.

– Ну а вдруг понравится, ты хоть лизни.

– Нет, я сказал!

– А он тоже не будет? – Упыри вежливо кивнули в сторону моего денщика, но как-то сами докумекались до единственно возможного ответа и больше судьбу не искушали.

Я перезарядил пистолеты, вытер дёрном саблю (утром отмою как следует) и только потом скомандовал:

– Вы вроде орали, что нашли? Так чего сидим, вперёд! Где нашли, чего, у кого, далеко, глубоко, показывайте…

Ребята бодренько вскочили на ноги и, оставив от чумчары то, на что и смотреть-то было страшно, быстрым шагом сопроводили нас на противоположную оконечность старого погоста. Странно, но на первый взгляд здесь вообще не было никаких могил…

* * *

– Сюда гляди, вот эта пойдёт? – Нам продемонстрировали еле заметный холмик, поросший ковылём и полынью.

Я достал из-за пазухи французскую карту и попытался определиться на местности. Дерево слева есть. То есть если привязка к течению Дона и лесу, а если просто смотреть по сторонам, то точно таких же забытых могил вокруг было не менее десятка, и деревьев, разумеется, тоже хватало.

– Почему эта?

– Не нашенский человек там лежит, – со знанием дела пояснили упыри. – Не своей смертью умер, ну и по времени вроде подходяще.

– А вон та могила? – Я указал пальцем на ближайший холмик.

– Тоже не хуже.

– А та?

– И та хороша, да ты чё привередничаешь-то? Какая разница, где первее копать? Всё одно за ночь цельное кладбище не перепашем…

Мой денщик безмятежно улыбнулся луне и повёл плечами, словно бы упрекая: «Ты кому доверился, дитё неразумное? С такими помощниками и козу из носа не вытащишь, не то что клад из-под земли!» Я скрипнул зубом, признавая его правоту, и ещё раз развернул карту. Всё правильно, дерево, могила, стрелка вниз. Ни масштаба, ни объяснений, ни стрелок «север – юг», ни сколько шагов, какие приметы, какая глубина – ни-че-го, картографы хреновы, забодай комар всю их Францию!

– Ройте здесь.

– Хозяин – барин, – кивнули парни, засучили рукава и так бодро начали разгребать кладбищенскую землю, что только комья глины из-под когтей летели. Мне такой скорости даже с лопатой по жизни не добиться, вот что значит нечисть…

Даже Прохор уважительно кивнул, но потом подумал и поманил меня пальцем в сторону:

– Характерность твоя чует ли чего?

– Ничего не чует, – расстроенно признался я. – А должна?

– Ежели по-серьёзному, так ещё как! В голос вопиять должна, что прямо тут под ногами зарыта тайна великая, сокровища немереные, тока руки протяни да и набирай горстями!

– Слушай, ты же многих характерников видел, расскажи мне, как это у них бывает?

– Ну, многих не многих, – Прохор задумчиво закрутил усы, – однако был у нас одно время совсем молоденький паренёк, из гребенских, ещё тебя моложе. Так вот он опасность чуял. Любую! Атаман ли кого в дозор пошлёт, а он точно скажет, где засада да сколько человек и удастся ли вырваться. Казаки ли вокруг костра перед боем сядут, песни запоют, а он тока указывает – этих поберечь, эти ранены будут, а вон за того лишь молиться и можно. Никогда не ошибался. Говорил, вроде как в пятках у него колет, ежели беда идёт, словно бы сама земля сквозь сапоги кожу обжигает. Да через три года убили его на линии.