Читать книгу - "Дальше фронта - Василий Звягинцев"

Но не успел.

Позади него внезапно раздался рев двух мощных моторов, и абсолютно ниоткуда на середине взлетной полосы возник зелено-голубой военно-транспортный. На малых оборотах подрулил к диспетчерской башне и остановился. Двигатели смолкли, винты, в последний раз взмахнув лопастями, замерли.

Так вот выглядит проникновение через портал со стороны. Очевидно, в Москве решили, что проще и безопаснее долететь до места в обычной реальности, а уже потом перекатиться на эту сторону. Хотя сам Ляхов особой разницы не видел. Если только исходить из возможности вынужденной посадки, тогда конечно.

Открылся овальный люк в борту, вывалился короткий, на десяток ступенек, трап, и в сопровождении четырех автоматчиков на землю снизошел Григорий Львович Розенцвейг собственной персоной.

Как Ляхов и предполагал.

Он тоже был одет в камуфляжный комбинезон штурмгвардейца, только без знаков различия на погонах. Вместе с ним из самолета вышел незнакомый мужчина, чем-то неуловимо на него похожий. Смугловатое лицо с резкими чертами, короткие, начавшие седеть волосы, только глаза не серые, а каштанового оттенка. Национальность та же, да, пожалуй, и профессия.

– Здравствуйте, Вадим. Рад вас видеть. Не слишком давно расстались, а я уже успел соскучиться…

– Взаимно, Львович. Столько вместе пережито, да и вообще…

Обменялись рукопожатием.

– А это, знакомьтесь, Соломон Давидович Адлер, можно просто Сол. Мой друг и коллега…

Ляхов хотел было спросить: «А Моня – можно?» – но решил воздержаться от шуток с незнакомым человеком. Кивнул, подавая руку. Мол, посмотрим, кто ты и что ты.

– Ну что же, ведите, где тут можно посидеть, поговорить, – предложил Розенцвейг, разминая ноги после долгого полета.

– Да я, собственно, и не знаю, сам только что подъехал…

– Идите на второй этаж, направо, там комната отдыха летного состава, – подсказал командир самолета, тоже спустившийся на бетон. – С буфетом. Дальше скоро полетим? – обратился он к Розенцвейгу, которого явно считал за старшего. Ляхову, несмотря на его полковничьи погоны, капитан козырнул довольно небрежно. Обычное дело. Григорий Львович тоже это отметил.

– По готовности. Заправьте самолет, если нужно, отдохните. Кстати, с этого момента вы переходите в подчинение полковника Ляхова. Мои полномочия относительно вас закончены…

Капитан тут же подтянулся, со щелчком каблуков приставил ногу, еще раз отдал честь, теперь – вполне по уставу.

– Разрешите доложить, господин полковник, командир звена 53-й военно-транспортной эскадрильи капитан Измайлов. В составе экипажа штурман поручик Терлецкий, воентехник второго ранга Жердев. Машина к полету готова, но дозаправиться было бы неплохо. Смотря куда лететь, господин полковник. Жду ваших указаний.

– Лететь в Хайфу или в Триполи, если там хороший аэродром. Садиться придется на глазок, аэродромных служб и привода не гарантирую. С продовольствием у вас как?

– Норма. Шесть стандартных бортпайков, десять аварийных. И кое-что по мелочи…

Что имеется в виду под мелочью, Ляхов знал. Приходилось с армейскими летунами дело иметь.

– Вольно. Мелочи до прибытия на место исключаются. Пайки тоже без нужды не трогайте, лучше здесь перекусите и с собой, что можно, прихватите. В остальном – работайте по своему плану. Чтобы, когда скажу, взлетели без оговорок.

Командир самолета козырнул еще раз и отошел развалистой пилотской походкой.

Ляхов снова обратился к Розенцвейгу:

– А солдаты вам приданы или тоже мои будут?

– Конечно ваши, я тут кто?

Очередной приказ Чекменева Вадима не особенно удивил. Вместе с Розенцвейгом слетать в потусторонний Израиль, провести рекогносцировку, постараться разыскать Шлимана, если он, так сказать, по-прежнему жив, выяснить, чем занимается. Далее – поступать по обстановке, исходя из интересов Державы. Срок возвращения – на усмотрение Ляхова, но не позже, чем через неделю. Связь поддерживать через батальонный узел в Бресте, с помощью радиостанции самолета или местными средствами.

Касательно отношений с Розенцвейгом предписывалось «согласовывать и координировать совместные действия». То есть формально никто никому не подчинялся. Про господина Адлера в приказе не говорилось ничего, так что Ляхов вполне мог считать его частным лицом и относиться соответственно.

Само по себе задание Вадиму понравилось гораздо больше, чем предыдущее. Что-то не очень ему хотелось сражаться с инсургентами, хоть живыми, хоть мертвыми. Не потому, что хоть в малейшей степени сочувствовал борцам за независимость Польши, а так, по смутному нравственному чувству, подсказывающему, что любая гражданская война есть зло, пусть и вынужденное. И, не ставя под вопрос государственных резонов, самому лучше держаться от нее подальше.

А с Розенцвейгом отчего же не полететь? Судьба Шлимана, а главное, создаваемой им общины (на «государство» это дело явно пока не тянуло) весьма его занимала, в том числе и в научно-этнографическом смысле.

Беспокоило Ляхова другое. Беспокоило и настораживало, с какой неумолимой последовательностью и методичностью его затягивало внутрь этого странного, эфемерного и одновременно до ужаса реального механизма ирреальности[59]. С самого первого момента, когда завершился бой на перевале и он осознал, что снова живет, но будто бы ненастоящей жизнью.

Во всем, что после этого происходило, ощущался отчетливый привкус неподлинности. Или же – нарочитости. Взять того же и Розенцвейга. Что, если он тоже порождение мира двойников? И назначен присматривать за Ляховым, негласно руководить им и направлять. Узнал, что Тарханов с Чекменевым решили послать его сюда, вот и подсуетился.

Нет, на самом деле, если несколько отвлечься от каждодневной суеты и суматохи, взглянуть на собственную жизнь за определенный период не как на естественный поток не слишком связанных друг с другом, но взаимовлияющих событий, а как на нечто заранее выстроенное и срежиссированное, картинка получается интересная.

Словно бы запустили тебя в лабиринт, да еще и нелинейный, нерегулярный. Находясь внутри, бродя по его тропинкам, коридорам, лужайкам, очень трудно догадаться, что весь твой путь строго предопределен, и идешь ты только туда, куда предусмотрел архитектор, иных вариантов и альтернатив у тебя просто нет благодаря топологическим свойствам пространства.

Зато если появится возможность взглянуть на лабиринт в плане да отследить маршрут с карандашом в руке, очень многие странности перестают быть таковыми, все обретает смысл и резон. Причем все ведь настолько тонко оформлено, что нельзя заподозрить, будто случившиеся в последний год события направлялись какой-то единой человеческой волей.