Читать книгу - "Птица и меч - Эми Хармон"

— Я могу превратить один предмет в другой, но не могу одушевить его. Это лишь подобие жизни.

— Что вы имеете в виду? — удивился Тирас.

— Некоторые считают, что вольгары порождены одним Прядильщиком, который попытался переплести грифов в людей. Это невозможно. У вольгар могут быть человеческие части тела, но у них нет человеческих сердец. Нет души или разума, способности рассуждать или любить. Нет добродетели. Лишь голые инстинкты. Это твари, превращенные из других тварей.

— Но грифы — живые существа, — возразил Кель.

Соркин поднял змею и без предупреждения оторвал ей голову. Из чешуйчатого тела показались потрепанные волоски веревки.

— Она не кусается. Не ест. Не спит. У нее нет ни инстинктов, ни внутренностей настоящей змеи. Это все та же веревка, наделенная иллюзией жизни. Человек может стать чудовищем. Но чудовище никогда не станет человеком.

В домике воцарилась тишина, и Тирас на один удар сердца повернул ко мне свои золотые глаза.

— Что делает человека чудовищем? — спросил он тихо, обращаясь к Соркину, но глядя при этом на меня.

— Его выбор.

— Не его дар? — с горечью откликнулся Кель.

— Нет, — покачал головой Соркин. — То, как человек распоряжается своим даром, и есть его истинная мера.

Кель промолчал, и демонстрация продолжилась. Лу, маленькая девочка с зелеными глазами и иссиня-черными волосами, обернулась котенком и принялась возиться у моих ног. Тролль с длинной рыжей бородой стал козлом, который безостановочно блеял и кусал все, что попадалось на глаза. Мальчик по имени Хейзел переродился в жеребенка с тонкими ногами и струящейся гривой, а одна из женщин, мать троих детей, могла превращаться в любое животное по своему желанию.

Они все слышали меня: Пряхи, Перевертыши, Целители и Гвен — единственная, помимо меня, Рассказчица в комнате. Каждому человеку, который отважился обнажить перед нами свой дар, я в ответ сочиняла заклятия, отчего тарелки в тазу вымылись сами, на носке заштопалась дырка, в очаге вспыхнул огонь, а одна незадачливая черепаха даже воспарила под потолок. Собравшиеся с восторгом глазели, хлопали в ладоши и просили еще. Я охотно отвечала их просьбам, надеясь, что этого хватит, чтобы унять страхи и установить между нами доверие. Но Соркин был непреклонен и на исходе дня потребовал доказательств и от короля.

— Мы показали вам свои дары. Покажите теперь и вы, на что способны, — спокойно, но настойчиво попросил старый Целитель.

Я не хочу, чтобы он превращался, — запротестовала я, возвысив свой голос так, чтобы его услышали все присутствующие. Те удивленно воззрились на меня. Ему с каждым разом все тяжелее превращаться обратно, — объяснила я, и воздух, словно пылью, наполнился изумленными шепотками и незаданными вопросами. Я усилием воли отмахнулась от них.

— Ларк, — пробормотал Тирас, и я по одному этому слову поняла, что мои возражения бесполезны. — Я дал слово.

— Возможно, если он переродится, нам будет легче понять причину его боли, — заметила Шенна, протягивая руку к королю.

Соркин тоже приблизился, и Тирас склонил голову, словно принимал от них благословение, а не требование поставить свою жизнь под угрозу. Дед с правнучкой начали напевать на два голоса, но мягкая низкая вибрация, которая исходила от тела Тираса совсем недавно, сменилась теперь пронзительным звоном. Целители попытались воспроизвести ее, растянув ноту. Не прошло и нескольких секунд, как Шенна беспомощно покачала головой, хотя продолжала подпевать вибрации короля, поддерживая и усиливая ее.

Тирас рыкнул, запрокинул голову и взвыл так, словно у него из груди вырывали сердце, — сопротивляясь тяге превращения и все же уступая ей. Казалось, миллионы сверкающих частиц собрались вместе, чтобы взорваться и сложиться по-другому, уничтожить стоящего перед нами человека и воскресить его в ином облике. Белые волосы шелковым капюшоном прильнули к его голове и шее и окончательно скрыли лицо, которого уже не существовало. Перед нами еще таяли очертания мужской фигуры, а по воздуху уже ударили черные, обагренные на концах крылья.

Это было прекрасно и пугающе, торжественно и трагично. Я с трудом подавила желание броситься вперед, в это сияющее облако, чтобы тоже преобразиться и последовать за Тирасом туда, куда он от меня уходил. Шенна и Соркин отшатнулись, словно никогда не видели ничего подобного, и Кель распахнул дверь дома.

В отличие от других Перевертышей — котенка, лошади, козла и женщины, которая без усилий принимала любой облик, — мой король-орел вспорхнул в ясное небо и не вернулся.

* * *

Пропал. Слово, уроненное орлом с балконных перил, заставило мое сердце сжаться. Нет. Ты не пропал. Я знаю, кто ты, — утешила я его, оглаживая перья на груди.

Ларк. Над ним воспарило мое имя, и я поняла, что он хочет сказать то же самое. Он знал, кто я. Он по-прежнему оставался Тирасом, и это было едва ли не хуже всего.

* * *

— Король просит вас к себе, миледи, — объявила Пия, влетев в мою комнату неделей позже; я оцепенела, и книга, которую я держала в руках, шлепнулась на пол. — Хочет, чтобы вы присутствовали на его встрече с советниками.

Он вернулся? — ошарашенно спросила я, но Пия, конечно, меня не услышала и лишь продолжила хлопотать по хозяйству, словно отлучки и возвращения короля были для нас обеих сущим пустяком. Я сомневалась, что она вообще заметила его отсутствие.

Торопливо приведя себя в порядок, я поспешила по переходам и лестницам к комнате, которую любила в замке больше всего. На этот раз Тирас ждал меня не один, поэтому я загодя успокоила дыхание, выровняла шаг и приняла хладнокровный вид. Впрочем, стоило мне услышать за дверью приглушенные голоса, как сердце подпрыгнуло в предвкушении встречи.

Нахмуренный Тирас сидел в библиотеке над амбарными книгами и отчетами. Над ним склонились Кель и еще два члена королевской стражи. Когда я скользнула внутрь, Тирас поприветствовал меня жестом, не поднимая головы. Остальные мужчины привстали, отвесили мне поклон и снова вернулись к совещанию. Я устроилась в своем любимом кресле с пером в руке и принялась делать детские, ничего не значащие записи — как будто в самом деле понимала что-то в их беседе. На Тирасе были перчатки для верховой езды и походные сапоги выше колена, будто он прибежал с конного двора и сразу бросился в работу. Никто не сделал ему ни одного замечания. Он заполнял собой все доступное пространство, притягивал внимание и заставлял библиотеку казаться меньше, а предстоящий день — бесконечно дольше.

Мы занимались делами королевства несколько часов подряд. В библиотеку и обратно струился непрерывный поток посетителей, который делал невозможным личную беседу. Впрочем, я не упускала возможности послать Тирасу смешную мысль или слово — просто яркую бабочку, призванную привлечь его внимание. Он не отвечал, хотя изредка улыбался и поднимал на меня глаза, подтверждая, что я достигла своей цели.