Читать книгу - "Темный век. Трактирщик - Александр Воронков"

Тут же отпускаю юную агрессоршу, во избежание новой атаки отшагивая в сторону. Впрочем, ни о каком нападении красавица уже не помышляет, бережно нянча левой рукой слегка пострадавшую правую. Зденко — молодец какой! — схватился за лежавший на столе нож. Сестрёнку обижают! Правильно, так и надо: Род — это святое.

Совершенно спокойным голосом — никакой агрессивности и крика! — расставляю точки над "i":

— Так, дорогие мои. Ну-ка, тихо, тихо. Спокойно. Никого я не бью — я воспитываю. И буду воспитывать, чтобы из разгильдяя сделать мастера! И никому не позволю мешаться в процесс! Ясно тебе, ученик? Кстати, нож можешь пока что положить на место, он скоро понадобится.

— Ясно, мастер…

— А ты, красавица, прекращай тут руками размахивать! Ишь, развела матриархат, амазонка!

Выходит, ты и есть дочка пани Костековой?

— Да! Я всё матушке расскажу!

— Правильно. Расскажи. Пусть она тебе ещё всыплет. А то взяла моду!

— Ой…

Да, интересно я с девушками знакомлюсь, ничего не скажешь!

Впрочем, хотя в прежнем моём времени такие знакомства и происходили в более "мирной" атмосфере, ни разу мне не приходилось испытывать столь сильных эмоций от самого вида красавицы. И ведь не сравнить её со сталинградскими девчонками: те, ясное дело, поразбитнее, наряды откровеннее, причёски, макияж, косметика — манят взгляд. У зденековой же сестрёнки платье почти до полу, волосы убраны под косынку, лучшая в мире косметика — это полное отсутствие косметики на чистом красивом лице… Нет, куда уж до неё "продуманным россиянкам", у которых на лбу крупно расписана вся жизнь: карьера — поиск богатого дурака, тьфу, жениха, — замужество — один ребёнок "чтоб был" — снова карьера — шопинги — шмотки — забугорные курорты… Впрочем, что это я? Как людей общество воспитало — так они и живут. Были иные времена — и ценности были иные. В сталинские годы женщина могла стать и лётчиком, и стахановкой-Героем Соцтруда, и народным — действительно НАРОДНЫМ! — депутатом, и много кем ещё… Так тогда в Кремле сидел не кто-то там, а сам Сталин! А кто сейчас у власти? То-то… Вот и воспитывают не лётчиц, а проституток, не стахановок, а — в лучшем случае — "бизнес-вумен"…

Конфликт удалось быстро утрясти, молодёжь закончила приборку, после чего я приступил к поварскому священнодействию, озадачив Зденека на "подай-принеси". На притаившуюся у стеночки любопытной тихой мышкой Дашу решил не обращать внимания: пускай запоминает процедуру готовки, жизнь у неё ещё долгая, пригодится. Но "решил" и "сделал" — не всегда одно и то же. То и дело мой взгляд словно сам по себе искал стройную фигурку в скромном платьице.

Круто замесив пресное тесто и скатав его в "колбаски", я заставил парнишку накрошить крупными кубиками несколько горстей птичьего мяса. Выловив из кипящего бульона кости, сам принялся отрезать от тестяных "колбасок" небольшие кусочки, и, начинив их курятиной, закинул в горшок и оставил вариться.

Оставшееся в керамическом сосуде птичье мясо проложил в несколько слоёв кольцами лука, посолил, добавил сухой горчицы и залил сверху слегка разогретым топлёным маслом. После чего озадачил ученика поисками тряпицы и лыка, чтобы завязать горловину. В условиях отсутствия автоклавов, холодильников и консервных заводов — вполне приличный способ хранения мяса, скажу я вам…

Ещё один горшок пришлось занять для поджаривания крупно нарезанного сала. Как только прогретые до прозрачности кусочки принялись плавать в собственном жиру, я наполнил посудину до половины нарезанным луком, посолил, хорошенько при этом перемешав и отодвинул к краю очага, чтобы закуска не пригорала, а равномерно тушилась, прикрытая вместо крышки серебряной тарелью — памятным подарком русских калик.

Не теряя времени, распорядился, чтобы ученик длинной деревянной ложкой повылавливал из горшка успевшие свариться "клёцки с душой" и разложил сушиться прямо на столе, сам же накрыл огонь за неимением сковороды медным листом, который промазал оливковым маслом из заветной крыночки. Затем клёцки, с которых успели стечь остатки жидкости, были бестрепетно отправлены на этот примитивный противень на прожарку.

Последним "штрихом" подготовки к предстоящим посиделкам стало направление Зденека за посудой — главным образом глиняными кружками и мисами — на рынок. Конечно, в этом времени не видят ничего зазорного в том, чтобы использовать в качестве тарелки кусок хлеба, но я давно уже решил для себя: раз уж приходится жить в неуютные времена, то хотя бы вокруг себя нужно стремиться создать максимальный комфорт. Да и слишком расточительно закупать для трактира полные телеги муки каждый месяц, не говоря уж об уже готовых ковригах. Конечно, глиняная посуда не слишком долговечна, определённый процент вскоре переколотят посетители — надеюсь, слухи о непривычных "иноземных" кушаньях, подаваемых в моём трактире, сыграют роль своеобразной рекламной "приманки" — но ведь и стоит она сущие гроши. Тем более, что стоимость разбитой миски всегда можно включить в счёт, либо заранее скалькулировать "усушку и утруску", распределив по ценам подаваемой еды.

Человеку, привычному к комфорту двадцать первого столетия, крайне неудобно жить на рубеже тринадцатого и четырнадцатого. Здесь почти полностью отсутствуют вещи, кажущиеся элементарными: вилки, сковороды, чайники, кастрюли, не говоря уже о кухонных плитах, водопроводе и канализации. За редчайшим исключением в Центральной Европе еда готовится в открытых очагах в том же помещении, где принимают пищу. Изредка — и только в зажиточных домах — встречаются примитивные печи, наподобие той, которую я видал в бенедиктинском монастыре. По слухам, в княжеском замке имеется такое полезное сооружение, как камин с шампуром-воротом, с помощью которого можно вручную проворачивать над жаром целые говяжьи туши, но для этого, понятно, нужна недюжинная сила и определённая сноровка. Однако построить, а главное — нормально эксплуатировать камин — удовольствие не из дешёвых. На одних дровах разориться можно: тяга-то бешеная, а тепло "держит" плохо!

Учитывая отсутствие в Жатеце даже намёка на водопровод, местные женщины либо тягают вёдра от реки, либо регулярно высматривают повозку водовоза со здоровенным глиняным горшком, накрытым круглой дощатой крышкой. Водовоз Дитрих — хлоп князя Пржемысла III, такая же собственность, как и лошадь с повозкой, захваченный в одной из пограничных стычек с судетскими немцами. Поэтому вся плата за воду оседает в княжеской казне. Как, впрочем, и деньги за продаваемое в хозяйства близживущих панов-рыцарей в качестве удобрения содержимое поганых бадей, которое собирают в огромную вонючую бадьищу княжеские золотари, ежеутрене объезжающие обе городские площади и самые широкие улицы Жатеца. Что ни говори, хозяйственный человек наш князь!

Небогатые же жители окраинных улиц города удовольствия ассенизации лишены. Да и бадьи, исполняющие роль ночных горшков, имеются далеко не в каждом доме. Это такой же признак материального достатка, как сапоги вместо поршней и башмаков и приличный пояс вместо простой конопляной верёвки. Потому-то "цыганская привычка" справлять нужду прямо под стеной дома, так распространена в этом веке в Европе. Впрочем, что с них возьмёшь! Помнится, где-то читал, что даже в Версале во времена д" Артаньяна и Людовика, не помню которого по нумерации ("Государство это Я" — вроде про него), придворные гадили прямо в залах и коридорах дворца. Попробовал бы кто этак пакостить в московском Кремле при том же Тишайшем царе! Вмиг бы рост откорректировали. На плахе. Потому как на Руси только узники в порубах жили на своих испражнениях, что само по себе было частью кары. А здесь… Мата не хватает, одно слово: Европа!