Читать книгу - "Ветер забытых дорог - Юлия Тулянская"

Гвендис ночевала отдельно от мужчин в маленькой пристройке. Там было тесно, но тепло. Дайк и Тьор не просто сделали в ее покойчике перекрытия, а обшили стены тонкими стволами молодых деревьев, забив щели между ними сухой травой.

Вечером Дайк зашел к ней и сел на край застеленной стеганым одеялом кровати. Гвендис молча улыбнулась ему.

– Там, на западе, наш дом заносит снегом, - произнес Дайк. - И сад… Если бы мне не вздумалось узнать, кто я, я бы не отправился в Сатру, и мы бы жили сейчас вдвоем. Я был бы у тебя плотником и садовником. А вместо этого - опасный путь, эта странная страна… И все по-прежнему…

– Что по-прежнему? - переспросила Гвендис.

– По-прежнему я тебя люблю.

На стене замерли их тени, выхваченные светильником.

– Я тебя тоже, Дайк.

– Я выздоровел в дороге, - продолжал тот. - Я больше не вижу Сатру во сне, не боюсь сойти с ума.

– Мне кажется, дорога пошла тебе на пользу. Ты почувствовал силы, совсем окреп, - сказала Гвендис.

– Мне? - переспросил Дайк. - Ты думаешь только обо мне. Ты даже никогда ничего не говоришь о себе. Я не знаю, что тебя тревожит, чего ты хочешь, о чем жалеешь. Я нарочно вспомнил о нашем доме: может быть, ты жалеешь о нем? А ты промолчала. Может, ты устала в дороге? А ты сказала: «Дорога пошла тебе на пользу». Здесь, в Сатре, все убого и неспокойно, но даже здесь ты заботишься только обо мне, и у тебя нет ни желаний, ни упреков, ни жалоб… Скажи, Гвендис, ты правда можешь одна вынести любую беду, и я тебе вовсе не нужен?

Гвендис с удивлением посмотрела ему в лицо и с улыбкой провела ладонью по волосам:

– Дайк…

– Ты и утешаешь меня, как ребенка… - ответил тот, но тоже улыбнулся, и голос зазвучал покорно. - А все по-прежнему…

– Ты по-прежнему меня любишь, - подтвердила Гвендис.

– И по-прежнему не знаю, кто я такой, - ответил Дайк и стиснул зубы, в который раз поняв, что это замкнутый круг.

Праздник на площади открывался шествием. Это было не только зрелище, но и проба сил каждого из влиятельных вождей. Небожители заранее бились об заклад, кто из тиресов сумеет вывести больше приверженцев.

Падал снег, и небожители, пришедшие с окраин города, из дальних имений, кутались от холода в рваные серые и коричневые плащи, отпивали из захваченных с собой фляжек крепкое вино, чтобы согреться. Еще только рассвело, а уже слышались пьяные разговоры и выкрики. Здесь не было женщин, зато все свободные мужчины, от детей до стариков, теснились на площади. Некоторые явились еще затемно и заняли места в зияющих окнах разрушенных дворцов, которых немало было на площади. Другие стояли или сидели на плитах.

С факелами в руках, хором распевая строки из Свода, мимо них проходили последователи Тесайи Милосердного. Разбившись на дюжины, каждая - во главе с начальником, шагали «верные» тиреса Сатвамы. С обнаженными мечами следовали за Дварной Твердым его преданные сподвижники. В старинных зерцалах, не до конца очищенных от въедливой ржавчины, появлялись сторонники Одасы Мудрого. Легким шагом проводил по площади своих малочисленных приверженцев тирес Итвара Учтивый - в золотых или серебряных украшениях, одетых в цветные одежды, которые к празднику выкрасила для них Эйонна.

Давая им дорогу, заполнившие площадь небожители приветственно шумели и брали на заметку: ага, звезда Итвары закатывается, Одаса смешон, а за вот Благодетелем идет целый сонм!

На этот раз тусклым зимним утром по затоптанному снегу Сатры провел своих соратников и тирес Сияющий. Толпа недоуменно замерла при виде него. С ним было всего двое. Один - молодой богатырь в мохнатой куртке, выше своих спутников и выше всех в толпе не меньше чем не голову. Другой - парень в беличьей шапке с хвостами, перепоясанном кожухе, - мерил толпу смелым взглядом. Сам тирес - третий - широко шагал, облеченный сиянием.

Дайка толпа встретила молча. Он снова напомнил небожителям Сатры предания о временах, когда облекаться светом мог любой из них…

Женщины Сатры, по обычаю, не ходили на состязания. Гвендис и Эйонна сидели у очага в украшенном безделушками и занавесками доме утешительницы. Между ними на низкой скамье, покрытой крашеной тканью, стояло блюдо с сушеными яблоками, в глиняной вазе - засушенный чертополох. Эйонна рассматривала и трогала ткань на рукаве Гвендис:

– Какая тонкая… Это ты сама соткала?

Гвендис готова была сказать, что купила эту ткань на рынке. Но в языке небожителей не было слова «покупать» и слова «рынок». Пока Гвендис придумывала, что ответить, Эйонна догадалась:

– Конечно, это подарок кого-нибудь из мужчин? Я тоже не тку на себя.

Эйонна продолжала считать Гвендис утешительницей.

– Да, удивительно, - в Бисмасатре ткут лучше нас! - на глазах у нее показались слезы.

Вообще Гвендис за вечер несколько раз заметила, что Эйонна то как-то слишком оживленно смеется, то в ее голосе слышатся с трудом сдержанные рыдания.

– Что с тобой? - коснулась Гвендис ее руки.

– Жизнь кажется такой тоскливой и бессмысленной, - Эйонна вздохнула. - Мы одни на всем свете, за этой стеной, которой на самом деле даже и нет. Как будто мы уже умерли, и нам снится, что мы еще живы… Я по ночам просыпаюсь от ужаса, что мы все в могиле… - она легким жестом - одними пальцами - вытерла влажные веки и стряхнула слезы, засмеялась. - Нельзя думать об этом, надо думать о радостном.

– У тебя тревожные предчувствия? - понимающе кивнула Гвендис. - Это еще и потому, что ты устала. Ты так права, что поддерживаешь радость в себе и в других! Жизнь здесь действительно очень тяжелая, и небожители больны просто от самой жизни. Вы очень сильные - ты, Итвара, другие, кто в силах еще радоваться и надеяться.

– Больны от самой жизни? - Эйонна оперлась на подлокотник кресла двумя руками, сплела пальцы и положила на них подбородок, внимательно глядя на Гвендис. Ее темно-русые блестящие волосы спадали волной до пояса.

– Да, как сказал один умный небожитель про другого - «он умер от Сатры», - вспомнила Гвендис. - Здесь больны почти все, кого я видела. Душа может быть так же ранена, как и тело. И тяжелее всего сознавать, что эти болезни можно было бы вылечить, если бы жизнь не была такой тревожной, опасной…

– Бессмысленной, - подхватила Эйонна. - Я, утешительница, это хорошо вижу. Они часто ко мне приходят… «Тоска, душа болит», - говорят. У меня тоже болит, но мне кажется - у них сильнее. Каждый тирес ведь живет в страхе: кто что про него сказал, кто подумал, кто подсмотрел, кто замышляет, не теряет ли он сторонников?.. - Эйонна налила в кубки подогретого вина из котелка, что висел над очагом. - Я-то ничего не боюсь, мне нечего бояться. По крайней мере за себя… Но случись беда, я хотела бы защитить одного небожителя, - голос ее потеплел, и глаза снова заблестели от слез.

«Бедная Эйонна», - у Гвендис защемило сердце.

– Я понимаю тебя, - призналась она. - Я тоже…