Читать книгу - "Очень полезная книга - Юлия Федотова"

трактующая о том, что люди и аксолотли вовсе не родственники

— Это лучший… да что там! Это наш единственный способ быстро проникнуть в замок! Всего-то дела — красивый стих сочинить! — убеждал спутников Кьетт.

Те упирались:

— В жизни мы стихов не писали, на площадях их не читали, это уметь надо, и не факт, что посланцам понравится…

Нолькр их отговорок слушать не желал.

— Но попробовать-то можно? Даже если не выйдет — чего мы теряем? И откуда такой пессимизм?! У нас этого камура воз!

Ну, допустим, камура был уже не «воз», а всего-то несколько кусочков — оставили на пробу. После того как Мыз получил свою долю и еще самый крупный желвак в подарок — для семьи, оставшееся его мать снесла на базар и очень выгодно продала. Денег принесла столько, что, по ее собственному выражению, «хватило бы королевскую свадьбу справить», причем сказано это было не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. Оттуда же, с базара, она принесла гостям новые одежды, очень точно определив нужные размеры опытным глазом швеи — пожалуй, сами, с примеркой, и то лучше не подобрали бы! В результате ее трудов вид у них стал вполне благопристойный, можно даже сказать, импозантный: узкие замшевые штаны, рубашки шелковые с отложным воротом и — о ужас! — кружевами, приталенные курточки на меху, затейливой формы шапочки с пером, мягкие сапожки, длинные плащи… Пожилая швея знала, как принято одеваться у господ!

— Идиотский прикид! — тихо, чтобы не обидеть хозяйку — старалась ведь женщина, — ворчал Иван. — Я напоминаю себе карточного валета! — Он чувствовал себя, мягко говоря, не в своей тарелке. Конечно, с привычными джинсами и майкой он расстался уже очень давно, но даже самые дорогие из одежд той стороны выглядели гораздо скромнее, будто пошиты были позже на сотню лет.

— Экстравагантно немного, — печально соглашался снурл. — Я бы предпочел пиджачную пару и манто.

Один только Кьетт был обновами вполне доволен. Во-первых, в его родном мире еще и не такое носили; во-вторых, они ему очень шли. Хозяйкины дочери — и те умилились: «Ахти, боженьки, каким господин нолькр красавчиком стали!» При виде же Ивана с Влеком они ничего такого не сказали, только прыснули в кулачок.

Но это все детали, главное, на новых одеждах не было дыр и кровавых следов, и вообще, в Безумных землях все одевались именно так, значит, не стыдно было и в замке показаться… И всего-то дела оставалось — стих сочинить!

— Ладно, попытка не пытка, — сдался Иван, но тут же перевел стрелки: — Мне кажется, у Болимса должно получиться. Помнишь, какой красивый стих приснился тебе тот раз? Держи камур… — Он протянул ему один из оставшихся кусочков.

Но снурл побледнел и попятился, даже руки спрятал за спину.

— Нет! Я не могу! Мне страшно что-то… Вдруг сочинится продолжение того стиха?

— Пожалуй, и вправду не стоит, — согласился со снурлом нолькр. — Мало ли что. Нам дурные предзнаменования ни к чему. Давай-ка я попробую! — Он смело отправил в рот порцию камура, прожевал, с видимым усилием проглотил. — Вот пакость! На вкус как мочало! Вообще-то я в жизни стихов не писал. Мне надо бумагу и перо!

— А радость? Радость ты чувствуешь? — Болимс Влек крутился вокруг него, немного встревоженно заглядывал в лицо.

Кьетт прислушался к своим чувствам:

— Пока что-то не очень. Ладно, не отвлекайте меня минут десять — пятнадцать, буду сочинять.

Самое забавное — он действительно уложился в пятнадцать минут! А потом отложил перо и объявил: «Готово! Слушайте!» — и продекламировал громко, но без всякого выражения, в одну дуду, как школьник на уроке:

БАЛЛАДА О ВРЕДЕ МУХ

Расскажу я вам преданье,

Как однажды утром ранним

Собирался некий рыцарь

На красавице жениться.

Он в обновы нарядился,

На кобылу взгромоздился

И поехал во дворец,

Где невестин жил отец.

Да замечу, не соврав,

Что отцом ее был граф.

Ну а рыцарь был нахал —

Он так прямо и сказал:

«Уважаемый папаша,

Нет девицы краше вашей,

Мы давно уже близки —

Я прошу ее руки!»

Как на грех, граф был не в духе —

Одолели его мухи:

С этим злобным насекомым

Все мы смолоду знакомы.

Он схватил большой кинжал,

Жениху им угрожал,

За бесчестье и коварство

Повелел покинуть графство.

На красотку плюнул рыцарь

И уехал за границу,

А бедняжка Катарина

Принесла в девицах сына…

Граф-папаша чуть не плачет,

А все вышло бы иначе,

Если б в воздухе вокруг

Не носилось столько мух!

Дочитал, спросил с живым интересом:

— Ну как? Получилось? — и добавил, на случай, если кто не понял: — Катарина — это человеческое имя. Это про людей стих, я подумал, про нолькров Мастеру неинтересно будет, он же сам человек… Ну чего вы молчите-то? Зря я, что ли, старался?

Иван с Влеком переглянулись. Хихикнули. Потом Иван решился заговорить:

— Знаешь, не хочу тебя огорчать… но боюсь, что зря. На высокую поэзию это не потянет, и с площади нас погонят в три шеи. Хоть оно и про людей.

— Неужели так плохо? — Кьетт выглядел удивленным, но отнюдь не обескураженным. — А вроде бы в рифму. Ну ладно, раз у меня не получилось, Иван, давай тогда ты! — Это было сказано без малейшего вызова, поэтических амбиций нолькр был лишен начисто.

— Я совершенно чужд поэзии! Мне никакой камур не поможет! — честно предупредил Иван, с отвращением пережевывая вязкое нечто. — И про что писать, представления даже не имею!

— Так не бывает, чтобы камур не помог! — со знанием дела уверил Кьетт. — Ты давай глотай, хватит его мусолить! Сочини что-нибудь философское и глубокомысленное, чтобы сразить посланцев интеллектом, раз уж поэтической выразительностью нам не взять.

— В нашем мире сейчас такая модная тенденция — писать стихи неясного, размытого содержания, — добавил от себя снурл. — Попробуй, вдруг это окажется новшеством и посланцы его оценят?

— Не слишком ли многого вы от меня хотите? — рассердился Иван и камур свой проглотил.

Должно быть, в нем и вправду содержалось что-то наркотическое. Вдруг как-то мутно и одновременно гулко стало в голове, почему-то нахлынули спутанные воспоминания последних школьных лет… и сами собой полились стихи — только успевай записывать! Причем такое лезло, что на трезвую голову точно не сочинишь!