Читать книгу - "Тень разрастается - Антонина Крейн"

Эта разновидность гоблинов — гости в Шолохе. Королевский Совет уже который год ведет спор на тему того, нужно ли считать коблинау магическими тварями — или все же разумной расой. Может статься, согласно нынешнему законодательству коблинау даже попадают под мою, как Ловчей, ответственность.

— А почему именно тут? — полюбопытствовала я.

Гоблин скосил на меня пронзительно-желтые глаза с вертикальными, как у козы, зрачками:

— Мастера Дахху жду, — и он как-то опасливо прижал правую руку к карману залатанных шерстяных штанишек. Пальцы у коблинау были длинные, паучьи, ненамного толще реденьких волос на бугристой, как тыква, башке.

— Я тоже к нему пришла, — улыбнулась я. — А что у тебя за дело?

Гоблин замешкался. Вообще коблинау не прочь поболтать с людьми. Обычно они относятся к нам с разумной опаской — никогда не знаешь, чего ждать от этих высоченных придурков, — но редко пакостят и еще реже вступают в открытые конфликты. Большинство шолоховских коблинау предпочитает селиться у дельты реки Нейрис, где пчелиными сотами раскинулись серебряные рудники. Там гоблины живут душа в душу с горняками, указывая им путь к плодоносным жилам и предупреждая о скорых обвалах.

— Ну… — коблинау закряхтел, переминаясь с одной маленькой ножки на другую. — У нас с ним деловой договор. По поводу разработки золотой руды. Предприятие задумали.

— Прости, что? — я аж поперхнулась.

Дахху и предпринимательская деятельность в одном предложении? Это как так?

— Не уверен, что могу распространяться, — вдруг засомневался гоблин, тревожно зыркая туда-сюда глазами-блюдцами и еще сильнее сжимая карман.

— Не можешь — не распространяйся, — милостиво разрешила я.

И про себя добавила: «Все равно все у Дахху выпытаю».

* * *

Наше с гоблином подъелочное сидение продолжалось добрых полтора часа. За это время мы неплохо сдружились. Правда, когда я пыталась переползти на тему золотой руды, Чичко (так звали гоблина) сразу замыкался.

Зато мы от души почесали языками на такие жизнеутверждающие темы, как любовь и предательство, вера и надежда, разум и чувствительность, гордость и предубеждение. Не знаю, как так вышло (видимо, по недосмотру фатума), но коблинау — жуткие романтики. Эти кожистые сморчки высотой с печной горшок обожают перетирать все розовое и слюнявое.

— Безусловная любовь точно существует! — Чичко авторитетно швырнул в меня елочной иголочкой.

— Ну разве что к еде, — не согласилась я.

— Глупая, глупая Тинави! — гоблин сокрушенно замотал головой. — Зачем бы я иначе помогал Хозяину, даже зная обо всех его ошибках, всех его грехах, если бы не… — он умолк и испуганно зажал рот руками.

— Так, вот с этого места поподробнее, — сощурилась я и вальяжно оперлась спиной о еловый ствол. Штаны и сапоги у меня давно промокли насквозь из-за той каши, которой обратились земля и хвоя под нами, но гордость позы темные разводы на брюках не отменяли.

— Какой такой Хозяин? Последний раз я слышала это прозвище от крустов, и они имели ввиду Карла… — я с надеждой подалась вперед, — Он что, вернулся?

Коблинау смешно собрал бровки домиком:

— Карл? Нет. Не знаю, о ком ты.

— Хм. Хозяин — это Дахху?

— Конечно, нет! Мастер просто помогает Хозяину с рудой.

— О, вот оно как интересно складывается. Так кто же такой твой Хозяин?

— Мм… О! Господин Дахху идет! — и коблинау ураганом вылетел из-под елки, нарушая хрупкое равновесие дождевых капель над нашими головами.

Я зашипела, как рассерженная кошка, когда целое ведро воды — совокупно — ухнуло мне на голову бриллиантовой крошкой.

— Дахху, Дахху! — радостно вопил Чичко, несясь к ковыряющемуся в дверном замке Смеющемуся. Гоблин высоко задирал суставчатые колени и издали был похож на захмелевшую миниатюрную цаплю.

Дахху обернулся, увидел коблинау и расплылся в улыбке.

Но потом его взору явилась я, с треском выползшая из-под елки, темная, мрачная, как рассерженная банши.

Смеющийся тяжело сглотнул и наклонился к гоблину:

— Пожалуйста, подожди нас на кухне, Чичко, — потом обернулся к подошедшей мне и нахмурился: — Ты чего пришла?

— Да ты само дружелюбие, я смотрю! — фыркнула я, бестактно пролезая мимо него в пещеру и выжимая на коврик намокшие волосы. — Дело у меня к тебе.

Дахху прикусил губу, метнув быстрый взгляд в сторону кухни.

— Вряд ли столь же ценное, как золотая руда для таинственного Хозяина… — задумчиво протянула я и от души насладилась растерянной рожей энциклопедиста. — Но тоже важное.

Дахху вздохнул и помог мне снять набрякшую летягу:

— Тебе много времени нужно? Можешь подождать? — друг внезапно сник, увидев мой негодующий взгляд. — Просто… Я же не для себя стараюсь. Сама понимаешь, это обязывает, — потом он махнул рукой, — Хотя ладно. Наверное, разумнее действительно начать с твоей проблемы.

Я окончательно поняла, что в этом доме мне сейчас не рады. Скривилась — поди проглоти такую новость: Смеющемуся какой-то там Хозяин интереснее! И сразу же смирилась: плюхнулась на пуфик у входа и, не разуваясь, выпалила:

— Вопроса два. Первое — ты когда-нибудь слышал о том, чтобы люди заражали других людей какой-то штукой через рукопожатие? Так, чтобы это чувствовалось, физически чувствовалось, будто в тебя пытается кто-то влезть. Не обычная ветряная жихта, а что-то посерьезнее? И второе — что такое «санация»?

Дахху оперся на косяк двери и задумчиво потеребил растрепанный кончик вязаного шарфа. Откашлялся:

— Что касается санации — это комплекс мер по выздоравлению организма. В магии — очистка человека от постоянно действующих колдовских чар. Знаешь, встречаются такие штуки, как пожизненный улавлитель удачи, стабильное усиление обаяния и так далее.

— То есть, людей можно зачаровывать, как предметы? — удивилась я.

— Ну да. Обычно такие заклинания вживляют в татуировки. А что касается твоего первого вопроса — просто удивительно, что ты его задала, потому как он напрямую связан с темой моих нынешних переживаний… Тинави? Ты чего?

Я схватилась за голову и потрясенно открыла рот:

— Они хотят лишить его запредельных Умений! — охнула я, складывая два плюс два.

— Кого? Полынь? — вот за что люблю Дахху, так за то, что он быстро соображает. Ну, это помимо других неоспоримых преимуществ вроде доброты душевной и преходящего все границы альтруизма.

Я кивнула.

— Ладно, — сдался Смеющийся. — Проходи. И, наверное, переоденься… — он критически осмотрел мою насквозь промокшую одежду. — А я пока с Чичко все улажу, и обязательно — слышишь — обязательно тебе все потом расскажу про наши дела — раз уж ты про рукопожатия спрашиваешь.