Читать книгу - "Витязь. Замок людоеда - Степан Кулик"

— Ваша милость! Господа рыцари… — словно только и ждал моего удивленного восклицания, усердно кланяясь на каждом шагу, к нам бросился слуга в темном одеянии послушника. — Господина фогта знобило, и лекарь велел перенести раненого в апартаменты. А мне — подождать вас и провести следом. Если будет на то ваше желание.

— Показывай дорогу… — Желание довести начатое до конца у меня никуда не делось, даже после обретения человеческого вида. Зато одновременно с возникшим ощущением собственной уязвимости исчезла легкомысленность. — Только отдам распоряжения. Одну минуту… — это Борну, а не слуге.

Я отвел Лиса чуть в сторону и понизил голос:

— Фридрих, тебе не кажется, что это похоже на ловушку? Может, я сам пойду? А ты, как с самого начала решили, собирай всех наших в башне с Переходом. И если что…

Капитан отрицательно мотнул головой.

— О людях не стоит беспокоиться. Вы же сами велели всех желторотых в башне оставить. А те — волки битые, и без напоминаний знают, от чего их жизнь зависит. Врасплох захватить себя не дадут. Это раз… А во-вторых… — Лис явно копировал мою манеру излагать мысли. — Вам одному, без свиты, идти к фогту никак не пристало. И себя унизите, и командору неуважение окажете. Если бы с нами не было бранденбургца, я б еще кого-нибудь кликнул.

Может, и так. Увы, но в вопросах средневекового этикета я полнейший профан. В какой руке надо держать котлету, когда вилку держишь в правой, я уже освоил, а вот должен ли джентльмен снимать шляпу, если она на голове у другого джентльмена, запамятовал… Придется положиться на более авторитетное мнение, в надежде, что меня не разводят, как пчел.

— Добро, Лис. Похоже, пора тебя из капитанов в советники переводить… Как только остепенюсь и усядусь где-нибудь на правление, так сразу и назначу. Отказы не принимаются.

И когда я уже научусь сперва думать, а потом говорить? Все время забываю, что народ тутошний каждое слово воспринимает буквально. Пошутил, называется. Лис даже икнул от неожиданности. А глаза выпучил, как глубоководная рыбина на поверхности.

— Пошли, — вывел я его из ступора. — Секретничаем, как девицы на вечерницах, а рыцарь Борн ждет нас. Неучтиво.

— Что это с Лисом? — удивился бранденбургский рыцарь. — Покраснел, как монах в борделе. О, нет! — хлопнул себя ладонью по лбу. — Разрази меня гром!.. Извини, дружище. Я должен был сразу объяснить. Да как-то к слову не пришлось. Степан, твой капитан не сдавался в плен. А только согласился позвать тебя для переговоров и добровольно остался в башне, подтверждая, что с вашей стороны против нас нет злого умысла. Тебе не в чем упрекать Фридриха. Он честный и храбрый воин. Жаль только, подлого сословия. Но что-то мне подсказывает, не долго ему ждать рыцарских шпор. С таким господином — либо на плаху, либо в дворяне…

Вот уж действительно, добрыми намерениями мощена дорога в ад. Помог, называется. Бедняга капитан даже вспотел и неловко вытер ладонью испарину со лба.

— А ты суров, — то ли одобрительно, то ли наоборот пробасил Борн. — Парой слов так взгреть матерого наемника не всякий сумеет. Запомню. На всякий случай.

Я только хмыкнул. Чтобы все и всем объяснить, пяти минут не хватит. А дольше стоять перед входом в донжон глупо. Словно я не победитель, а проситель. Вон крестоносцы уже косятся. Скоро шутки отпускать начнут, и уж тогда о мирном исходе дела можно забыть.

Так что я нацепил маску спесивости и потопал по лестнице, задирая нос настолько высоко, как только мог себе позволить, чтоб не навернуться со ступенек. Кстати, видимо, для этого свита и нужна. Чтобы подхватить сеньора, когда он оступится.

Подействовало. Храмовники, как бы не нарочно стоявшие у нас на пути, молча расступились, давая дорогу.

* * *

Похоже, не врали ни слуга, ни лекарь — Конрада фон Ритца действительно знобило. Накрытый до подбородка меховым одеялом, так что видно было только бледное лицо, фогт лежал на топчане рядом с камином и глядел, как бойко пляшут языки пламени на сухих березовых дровах.

— Прошу прощения, господа, что не поднимаюсь вам навстречу… — произнес он негромко, высвобождая из мехов руку и делая приглашающий жест. — Присаживайтесь, где пожелаете. Не обязательно рядом. Понимаю, жар от камина летом приятен только больным или раненым.

Глаза храмовника неестественно блестели. Видимо, лекарь влил в фогта какое-то обезболивающее зелье. На спирту. А может, показалось, и это всего лишь отблески пламени.

— Но вы же не о моем самочувствии пришли осведомиться, — продолжил фогт.

— Я-то как раз именно за этим, — прогудел Борн из Берлина. — И тепло тоже люблю.

Потом подтащил тяжелый стул поближе к ложу и уселся с таким видом, словно собирался поселиться здесь, при этом бесцеремонно толкнув фон Ритца в бок.

— Конрад, дружище… Если ты не обратил внимания, то уже утро. Вели потушить свечи и раздвинуть шторы. А то все эти воскурения и благовония напоминают будуар, а не комнату рыцаря. Хоть и храмовника.

Говорил он по-прежнему в полный голос, так что командору не пришлось повторять. Несколько молодых парней, незаметных в своих темных одеяниях, выскользнули из укромных мест и занялись светильниками и окнами.

— Что твой Абдурахман говорит? — продолжил расспросы бранденбуржец. — Скоро в седло?

Мы с Лисом вели себя скромнее. Хотя по логике, именно нам сейчас принадлежало право голоса. Как победителям. Выбрали места у стенки, чтоб за спиной никто не маячил. Да и то уселся только я. Капитан продолжал стоять.

— О моем здоровье позже, — остановил Борна фогт. — Сперва обговорим условия выкупа.

После того, как крестоносец окончательно осознал, что душа его, по крайней мере в данный момент, в безопасности, спесивости и самоуверенности в нем стало гораздо больше. Несмотря на проигранный поединок и достаточно серьезное ранение, фон Ритц прямо-таки раздувался от собственной важности. Еще бы — он тут целый командор ордена, а я, в его глазах, не пойми кто в медвежьей шкуре… Если так и дальше пойдет, то не я ему — он мне условия ставить начнет.

Значит, будем сбивать спесь. Пока не приросла.

Видя, что крестоносец ожидает ответа, я изобразил на лице полное равнодушие и с ленцой принялся разглядывать апартаменты. Надо заметить, убранные с полнейшей безвкусицей. Поскольку, как я прикинул, обстановка преследовала одну-единственную цель — продемонстрировать храбрость и удачливость хозяина. В битве и на охоте. Из-за чего интерьер перегрузили разнообразным металлоломом в виде щитов и оружия. А на свободное место натыкали чучела звериных голов. Рогатых и клыкастых…

— Маркграф Айзенштайн, я к вам обращаюсь! — фогт повысил голос. — Вы готовы назвать цену?

— Что деньги… — пожал я плечами. — Тлен и прах… Пустяк, в сравнении с честью и достоинством. Ибо сказано: «скорее верблюд пролезет сквозь игольное ушко, чем богач попадет в царствие небесное».

Ответ можно было расценивать и как обычное философствование, и как намек. Пусть храмовник еще немного помучается в неведении.