Читать книгу - "Царьград. Битва за империю - Андрей Посняков"

Алексей ухмыльнулся:

– Нормально! Хочу вот вечерком на танцы сходить, развеяться. Не набьют морду?

– Да ты, друже, сам кому хошь набьешь!

– Нет уж, не хочется мне потом с милицией всяких разборок.

– Шучу, шучу, друже! – Бывший палач захохотал во весь голос. – В клубе Паша Ветошкин диск-жокеем работает, так что никто к тебе не пристанет… Главное, чтоб ты сам ни к кому…

– Буду смирен и скромен, яко монаси.

– Ага, дождешься от тебя. Тебе зачем на танцы-то? Небось, девочку снять хочешь?

– Да так… просто развеяться.

– Говори, говори… – Емельян смачно зевнул и потянулся, так, что затрещали кости. – И сам бы с тобой пошел, да, извини, дела… Ой, нехорошие дела, друже, скорбные, не зря опер Волчий по селу кружит, зубами клацает.

– Может, помочь чего?

– Сами управимся…

Ага, управитесь! Даже Графиню – и то вот таким необычным способом спасать придется – из будущего! А она ведь для всех старается. Для того же Владимира Петровича… Что же у него, жалких десяти тысяч не нашлось? А, может, просто решил подставить подельницу? В таких кругах это запросто.

Спрятав усмешку, Алексей вышел в коридор и, поймав какого-то пробегавшего мимо парнишку, попросил:

– Машку Сорокину позови! Пусть на пожарное крыльцо выйдет.

Сам туда же и отправился, уселся на перила, посматривая на Емелину «ладу», как всегда – чистенькую, ухоженную, сверкающую. Задумался. Улыбнулся – надавить-то на Сашка Ряпушкина было сейчас легче легкого!

– Звали, дядя Леша?

Ага, вот и Машка прибежала, комсорг. Красивая, что и говорить, девочка, из тех, кто любому голову вскружит, не то что колхозному скотнику. Особенно сейчас красивая – в майке и короткой джинсовой юбочке… Ай!

Слюни-то подбери, господин протокуратор, не солидно на малолеток засматриваться! – сам себе скомандовал Алексей и, посмотрев на девушку, строго сдвинул брови:

– Ты, Маша, небось на танцульки сегодня собралась, а?

– Да. С подружками. А что? Нам ведь Иван Аркадьевич разрешает, говорит, не разреши, так все равно убежим.

– А эти черти окаянные… ну, ты знаешь, про кого я… Не приставали больше?

– Нет. Сашка записку передал – извиняется, мириться хочет. Нужны мне его извинения!

– Это правильно! Вот что, Маша, съездила бы ты сегодня домой, а? Родителей навестишь, Олимпиаду посмотришь – здесь-то телик так и не починили.

– Родителей? – Маша захлопала ресницами. – Так они в Сочи.

– И ключа от квартиры у тебя нет?

– Нет, почему, есть…

– Вот и едь! Успеешь еще наплясаться. А завтра, с утра, можешь уже и вернуться, коли в городе делать нечего.

– Но…

В общем, уговорил-таки. С трудом, но уговорил.

И – вместо сельских танцев – укатила грустная девочка Маша в город семичасовым вечерним автобусом. Что и надобно было. Не ей, естественно, – Алексею. Вот он-то и отправился в клуб, погладив батник и нацепив на нос зеркальные противосолнечные очки, позаимствованные у Емельяна. Отправился не к самому открытию, а часиков в девять, справедливо опасаясь, что позже любвеобильный скотник уже может быть в умат пьяным и не доступным для доброй беседы.

В больших клубных динамиках надрывался «Ирапшн» или еще что-то подобное, какой-нибудь «Тич-Ин» или «Чингисхан». Сидевший за самодельным пультом диск-жокей Паша Ветошкин довольно посматривал на танцующих, время от времени прикладываясь к стоявшей внизу, под ногами, бутылке «Жигулевского».

– Привет, Паша, все запад крутишь? – В паузе между песнями вежливо поздоровался Алексей. – Партийного контроля не боишься?

– Не боюсь, – улыбнулся Ветошкин. – Я сейчас соцлагерь поставлю – «Неотон Фэмили». Клевая группа, не хуже «Бони М»! Приятель из Будапешта привез.

– Что-то дружков твоих не видать… Не придут, что ли?

– А тебе они зачем?

– Так. Потолковать кое с кем.

– Ну потолкуй. За клубом они, портвейн хлещут, – махнув рукой, Паша нажал клавишу магнитофона и набравшиеся в клубе подростки – лет от пяти до пятидесяти – принялись старательно изображать умелых танцоров.

Ветошкин не соврал, вся гоп-компания, с Ряпушкиным во главе, сидела на картофельных ящиках в разросшихся за клубом кусточках и по очереди хлебала «тридцать третий» портвейн прямо из горлышка темно-зеленой, захватанной жирными пальцами бутылки. Салом, что ли, закусывают, узурпаторы? Нет, плавленым сырком.

Громко кашлянув, протокуратор картинно вышел из тени под свет тусклого фонаря:

– Вечер добрый, парни.

– Кому добрый, а кому и… Ой! Дядя Леша! Ты чего тут?

– Сашок, потолковать бы.

– Потолкуем. – Скотник глянул на своих. – А ну, живо! По последнему глотку – и в клуб, а то и танцы кончатся.

– А Паша сказал: если драк не будет – до двенадцати!

– Так уже ж сколько. А ну, пошли вон! Драку только там без меня не устройте.

Проводив ушедших гопников взглядом, Алексей уселся на ящик и, пристально посмотрев на скотника, тихо промолвил:

– Машка Сорокина в город поехала. Заяву прокурору писать!

– Чего?! – Сашок очумело помотал головой. – Заяву?! Так мы с ней помирились вроде… Да и тогда – ну ничего ж не было, чес-слово, дядя Леша, не было – ну помацали малость за титьки, что, убыло от нее, да? Какое там на фиг изнасилование?! Что мы совсем уж с головой не дружим, что ли?

– Не кричи, не кричи, – успокоил протокуратор. – Просто вот обиделась девка. Говорит, вчера гопники твои ее опять чуть было…

– Что?! Вчера?!

– Ну да, вчера ночью. В период с… мм… двадцати одного до девяти утра.

Алексей давно уже прикинул – именно в этот период времени и могли украсть чемодан.

– Напали, говорит, еле вырвалась! Все твои гопники – узнала. Там же, за школьным стадионом, и напали. А сам ты будто бы невдалеке, за деревьями прятался и смеялся так… гнусно-прегнусно…

Скотник вскочил с ящика:

– Че она, коза, мелет-то?! Да не могло нас на школьном стадионе быть! Обозналась!

– Это ты теперь прокурору расскажешь… Ну или Машке… точнее – мне, Машка тебя видеть не хочет – и ты зря не нарывайся, мало ли в деревне баб?

– Эт точно… Ну сука!

– В общем, я завтра с утра в город еду. И надо бы Машке срочно – до понедельника – все разъяснить, чтобы заяву накатать не успела, раздумала. Разъяснить аргументированно, чтоб еще бы и мог подтвердить хоть кто-нибудь… Из незаинтересованных лиц, иначе… Сам понимаешь, не по этому случаю, так по тому притянуть могут. Прокурорские – они такие, приставучие, гады. Ну, есть у тебя хоть кто-нибудь, кто тебя в тот момент – вчера ночью – где-нибудь в другом месте видел?